Гитлер теперь был лидером и диктатором NSDAP с возможностью развернуться для придания партии новой формы в соответствии со своими желаниями. Он вышвырнул Отто Дикеля из партии. Макс Аманн, его бывший начальник по фронтовому полку военного времени, был поставлен заведовать финансами партии и внутренней организацией, с намерением установить в партии тот же тип организационной структуры, как в штабе полка Листа — единственный функционирующий организационный порядок, который он знал из первых рук. Гитлер сказал Аманну, что он срочно нуждается в нём, потому что предыдущий штаб партии был некомпетентным, а опасность большевистской революции неминуема.

В это время усилилось положение тех, кто, подобно Гитлеру, имел военное прошлое и кто всегда равнялся на него. То же было верно в отношении тех его сторонников, кто сожалел, что они были слишком молоды, чтобы служить в войну. С этой целью была основана эвфемически названная «Гимнастическая и спортивная секция» как её собственная военизированная организация, лояльная Гитлеру. Вскоре она будет переименована в Sturmabteilung («Штурмовое отделение»), или SA. Большинство первых членов SA было моложе двадцати пяти лет, и почти все моложе тридцати. Вновь основанная SA, таким образом, внесла свой вклад в молодой имидж NSDAP, особенно в сравнении с другими партиями на правом политическом фланге.

В результате захвата NSDAP Гитлером партия разделилась. Многие её члены остались в оппозиции к направлению, в котором новый вождь старался вести NSDAP. По инициативе Йозефа Берхтольда, который помогал Гитлеру найти жильё на Тирштрассе, они основали «Свободную Национальную Социалистическую Ассоциацию». Однако они вели проигранную битву; к следующему году новая группа была настолько слаба, что Берхтольд вновь вступит в NSDAP, которая к тому времени будет под твёрдым управлением Гитлера.

Готтфрид Грандель, друг Экарта в Аугсбурге, чей заём позволил NSDAP приобрести Völkischer Beobachter, также вёл тщетную борьбу. Встревоженный триумфом Гитлера, он писал Экарту: «Мне нравится Гитлер, и я ценю его, но его стремление к абсолютной власти тревожит меня». Он добавлял: «Это плохо кончится, если он не сойдёт с этой дорожки и не позволит другим разделять власть. Нам следует иметь в виду, что насилие и назначение на посты по знакомству отпугивают лучших товарищей и наносят ущерб лучшим силам, и таким образом оказывают поддержку менее желательным элементам». Грандель убеждал Экарта поставить Гитлера обратно в один ряд с остальными. Однако у Экарта не было намерений делать это, поскольку поэт-драматург начал видеть в Гитлере воплощение главного персонажа своего величайшего успеха, пьесы «Пер Гюнт».

Пьеса Экарта была адаптацией оригинальной драмы Генрика Ибсена, в которой главный герой, по имени которого названа пьеса, покидает свою родную норвежскую деревню, намереваясь стать «королём мира». В пьесе Ибсена Гюнт эгоистичен и коварен, и разрушает и свою душу, и тело, прежде чем вернуться домой в крахе и стыде. В версии Экарта по контрасту Пер Гюнт — главное действующее лицо, чьи проступки полны героизма, потому что они делают вызов миру троллей, которые для Экарта символизировали иудаизм. Благодаря благородным целям своих действий Гюнт возвращается к чистоте и невинности юности в финальной сцене пьесы Экарта. Эта новая концепция персонажа была создана под влиянием Отто Вайнингера, который сам писал о Пер Гюнте. Это Пер Гюнт — антисемитский гений, который нацелен на изгнание женственности и, таким образом, иудаизма из мира.

Послание Экарта к Гитлеру было таковым, что он должен стремиться стать Пер Гюнтом Германии, ему не следует тревожиться относительно применения насилия и нарушения существующих норм. Этот вид нарушения будет оправдан концом, которому он служит, и в конечном счёте всё будет прощено. Во введении к изданию «Пер Гюнта», которое он дал Гитлеру меньше чем через два месяца после того, как тот стал вождём NSDAP, и на котором было написанное от руки посвящение его «дорогому другу Адольфу Гитлеру», Экарт написал: «Идею [Гюнта] стать королём мира не следует воспринимать буквально как „стремление к власти“. За этим скрыта духовная вера, что он, в конечном счёте, будет прощён за все свои грехи». Как подчёркнуто в его введении, миссией Пер Гюнта и Германии в целом было истребление троллей в мире: «[Это] в природе германцев, что означает в более широком смысле способность самопожертвования, что мир излечится, и найдёт свой путь назад к чистой божественности, но только после кровавой войны уничтожения против объединённой армии „троллей“; другими словами, против змеи Мидгарда, опоясывающей землю, подлого воплощения лжи».

Гитлер был более чем счастлив стать реальным Пер Гюнтом Германии. Для соответствующего преобразования своего публичного образа он поставил своих доверенных лиц в Völkischer Beobachter. Экарт стал её главным редактором, а Розенберг его заместителем, в то время как Германн Эссер работал непосредственно под их началом в качестве редактора, ответственного за макет газеты. С приходом к жёсткому контролю над газетой NSDAP и над её издательством людей Гитлера, они немедленно приступили к созданию образа Гитлера как гораздо большего, чем председатель партии — как некоего божественного лица, избранного. Розенберг и другие начали изображать Гитлера как мессию, Розенберг также обозначал Гитлера на страницах Völkischer Beobachter как «вождя Германии». Между тем в ноябре 1922 года Traunsteiner Wochenblatt, еженедельная газета из города, в котором Гитлер служил зимой 1918–1919 года, ждала то время, «когда массы народа поднимут его вверх, как своего вождя, и дадут ему своё обязательство верности и повиновения, несмотря ни на какие препятствия».

Поскольку Гитлер согласился с представлением себя как мессии и поскольку в 1922 году баварские газеты начали говорить о нём как о «баварском Муссолини», в то время, как Германн Эссер публично делал то же самое на мероприятиях NSDAP, то было бы немыслимо доказывать, что в то время Гитлер продолжал видеть себя как просто подготавливающего почву для кого-то другого.

Несомненно то, что Гитлер не планировал тщательно свой захват NSDAP в том виде, в каком это произошло. Однако он не был подобен примадонне, расстроенным, пассивным участником, который время от времени неожиданно выказывает приступы гнева и который почти случайно стал вождём партии. Его политический талант лежал в определении целей в очень широких терминах и в его способности ждать возникновения ситуаций, которые позволят ему придвинуться ближе к реализации этих целей. Широкая природа его целей позволяла Гитлеру большую степень гибкости в использовании и реагировании при возникновении возможностей. Более того, у него был редкий инстинктивный политический талант знать, когда поставить всё на одну карту.

Несущественно то, что Гитлер часто не предвидел политических событий, на которые он откликался. Он в этом не нуждался, так как его инстинкт и навыки снабдили его высочайшей способностью принимать решения и формировать политику, основанную на неполной информации. Другими словами, его талант состоял в том, как он отшлифовывал свою способность реагировать на непредвиденное и справляться с неизвестным, когда возникали различные варианты действий. Тут Гитлеру помогала его склонность подходить к проблемам исторически, так как его общий подход к искусству политики состоял в том, чтобы рассматривать исторические тенденции и брать их как определяющий побудитель его действий.

Базируясь на своём основном убеждении о природе реальности и об исторических тенденциях, Гитлер начинал овладевать проблемой предсказания в политике, искусством быть способным прогнозировать за пределы известного. В отличие от первой половины 1919 года он теперь знал, как справляться с наиболее трудной из задач в политике — иметь дело с неопределённостью среди вариантов выбора, и отсюда как действовать без определённости, основанной на своей оценке любой данной ситуации. Другими словами, у Гитлера была способность действовать в ситуациях огромной неопределённости с инстинктом делать правильный ход. Вот почему его предпочтение определения целей в широком смысле, нежели чем детальное планирование и стратегии, было для него не проблемой, но благословением. Это позволяло ему иметь максимум гибкости в обращении неожиданных и незапланированных ситуаций в свою пользу. Это не вопреки, но вследствие его реагирующего стиля политики, совмещённого с талантом прогнозировать за пределы известного вопреки неполноте информации, Гитлер был высоко успешным политическим оператором.

Гитлер также развил превосходное чувство нужного момента времени в политике. Инстинктивно он знал, что если вы планируете всё и действуете слишком рано и слишком негибко, вы потерпите неудачу; также, что если вы ждёте слишком долго и не реагируете на события без промедления, то вы станете пленником событий. Его подход к политике, и ключ к его успеху как политика и впоследствии в качестве государственного деятеля, возможно, лучше всего выражены в ответе, который он даст адмиралу Эриху Редеру 23 мая 1939 года, когда тот задал ему вопрос о его планах: было три вида секретов о его планах на будущее. Первым были секреты, которые он рассказал бы ему, если бы рядом никого не было; второй — это секреты, которые он будет хранить в себе; в то время как «третий — это проблемы будущего, которые я не продумываю до конца». У Гитлера также была привычка говорить членам свое свиты, что многие проблемы не требуют быть решёнными преждевременно, заявляя: «Когда время созреет, дело будет улажено так или иначе».

Значение разговоров Гитлера с Редером и членами его свиты в том, что они выявляют то, что он определял проблемы и их решения только в общем виде и оставлял их решение на будущее, была ли проблема в том, как захватить власть над партией, или, например, как решать вопросы большой политики. Тут нам становится понятно, почему невозможно провести прямую линию между широко определёнными целями политики Гитлера, как они были поставлены в начале 1920-х, и реализацией многих из этих целей в начале 1940-х. Последнее представляет именно тот вид «проблем будущего», которые Гитлер отложил в сторону, чтобы обдумать их только тогда, когда ему будет необходимо обратиться к ним.

Был ли «еврейский вопрос» тогда «проблемой будущего», который он ещё пока не решал? Одна возможность — это то, что мировая война и геноцид были «только» среди разнообразия потенциальных вариантов будущего, которые могли возникнуть из рождающихся идей Гитлера, как он определил их в начале 1920-х. Основываясь на этой возможности, что сделал бы Гитлер относительно «еврейского вопроса» и когда, зависело бы от хаотической структуры Третьего Рейха, накопительной радикализации национал-социалистической политики в 1930-х и 1940‑х, развивающейся международной ситуации и инициатив, предпринимаемых ответственными лицами второго и третьего уровня, которые будут черпать вдохновение из широких политических целей Гитлера, как они были определены в начале 1920‑х. Однако другая возможность — это то, что еврейский вопрос имел такую важность для Гитлера, что он составлял вопрос другого рода — такой, который он не стал бы откладывать до 1930-х и 1940-х, чтобы вычислить своё предпочтительное «окончательное решение» его. Оставляя в стороне этот вопрос, не может быть сомнения, что в большинстве областей политики Гитлер много не занимался предварительным планированием. В самом деле, в одном из своих монологов в военной ставке во время Второй мировой войны он подтвердил, что дела часто развивались тем образом, который он одобрял, но не планировал осознанно заранее. Например, 31 января 1942 года он объяснял, что он основывал SA и SS постепенно, не зная о существовании итальянских фашистских военизированных групп, и был удивлён, когда увидел, что они развивались подобным образом:

Гитлер добавил, что Муссолини сам действовал подобным образом: «Дуче сказал мне однажды: Фюрер, когда я начал борьбу против большевизма, я не имел понятия, как всё это будет происходить».

В NSDAP Гитлер использовал свои новые диктаторские полномочия для сокращения влияния любой группы людей, которая когда-либо пыталась использовать его просто как инструмент для продвижения своих собственных интересов. И он станет продолжать рассматривать их как потенциальных будущих претендентов на его власть. Однако он выкидывал людей из партии, как он это сделал в случае Дикеля, только когда не существовало перспективы, что он сможет трансформировать их в свой собственный инструмент. Более типично, как он сделал в случае Дрекслера, Гитлер станет передвигать людей на позиции с малой или никакой реальной властью, что позволит им спасти репутацию.

Чаще он продолжал вежливо обращаться с теми, с кем он порвал отношения или к кому он испытывал неприязнь, поскольку ему не нравилось открыто противостоять людям, с которыми он был знаком. Например, в марте 1935 года издатель Юлиус Фридрих Леманн, не понимая, насколько сам он был отвергнут Гитлером, будет порицать вождя NSDAP в письме, написанном на смертном ложе, однако очевидно никогда не доставленным предполагаемому получателю. Леманн упрекал его за то, что «твоё собственное сердце слишком мягкое и доброе к старым товарищам, даже когда у них были недостатки». Подобным же образом Франц Пфеффер фон Саломон, который станет возглавлять SA во второй половине 1920-х, отметит, что «Гитлер не отделял себя от кого бы то ни было, когда их вышвыривали. „Я не могу“, говорил он, и предоставлял другим заниматься этими делами, когда их было невозможно избежать — у него был определённый „комплекс лояльности“».

Во многих случаях нежелание Гитлера проводить чистку своего окружения в сталинском стиле будет ему дорого обходиться. Например, Фриц Видерманн, его командир в Первую мировую войну, который станет служить Гитлеру в качестве одного из его помощников в мирные годы Третьего Рейха, будет предлагать свои услуги британской разведке и властям США, после того как Гитлер порвал с ним. Вовсе не из-за недостатка попыток со стороны Видерманна его предательство на вершине славы Германии после триумфов 1940 и 1941 годов не свалит Гитлера, это было из-за того, что британцы и американцы не примут предложения Видерманна.

В большинстве случаев оставление «двери открытой» помогало Гитлеру. Это позволяло ему обращаться к людям, когда он нуждался в их помощи. Это особенно относилось к случаю с пангерманцами и членами Общества Туле — другими словами, с теми, кто поддерживал видение партии Карла Харрера как тайного общества в противоположность к соперничавшему собственному видению Гитлера.