С помощью унылого руководителя следственной группы Паши Суздалева и его гипертонического начальника Андрея Ивановича, приговоренного врачами к домашнему режиму, Марьяна добилась выездного следственного действия, хотя назначенный Соне адвокат возражал, ссылаясь на ее статус задержанной: она имела полное право отказаться. Адвокату число и адрес не назвали — пошли на «беспредел». Утром 20 октября автозак с двумя милиционерами, Марьяной и безучастно — покорной гражданкой Кутеповой, задержанной по подозрению в пособничестве убийце, подъехал к дому № 32 по улице Бурмистрова, где проживал покойный Миклачев Анатолий Зотович.

Он действительно мог бы пересидеть в глубокой тайге, даже в зимней, хоть месяц. Но не в этот раз. Кадык уходил по дуге, вырываясь из широкого сектора облавы. Он понимал, что охват не может быть больше тридцати, ну сорока километров — где им столько народу собрать за короткий срок? Отойдя от ручья, он перешел на бег и совершил вполне рядовой для него марш-бросок на пятьдесят километров, почти не останавливаясь. Он бежал на юго-восток, пока не прикинул, что пора, и свернул на север, в направлении к магистрали. Его подгонял инстинкт выживания, но мысли о ней треножили, выкачивали энергию. Он отгонял их как мог, сжимая кулаки до боли в фалангах пальцев. Конечной целью был Славянск, железнодорожный вокзал, ячейка автоматической камеры хранения, где ждал последний на этом этапе маскарадный костюм и деньги. Но и она где-то там, в городе. Возможно в тюрьме. Он не знал, чего больше хотелось ему сейчас: уйти от погони, выжить, раствориться на просторах России или сделать невозможное — проникнуть в ментовское логово и задать только один вопрос: почему? В его сознании не укладывалось, как она могла сбежать после всего, что было между ними, как она решилась предать на взлете его любви, после того, что сделал, при ежеминутной готовности сделать для нее что угодно, убить кого угодно, увезти в какие угодно края.

Сука! Он любил суку, а она воспользовалась. Это понятно. Другое непонятно: как жить без нее, зачем?

Соня вышла из машины, «ассистируемая» двумя милиционерами. Марьяна, ехавшая следом, припарковалась и тотчас убедилась, что затеяла поездку не зря. Чуть только Соня узнала дом, она с криком рванулась назад к автозаку. Ребята от неожиданности едва успели прихватить ее. Соня Марьяна? подошла и, заглушая истеричные возгласы женщины, что есть мочи заорала: «Дура, он ждет тебя там!» Это подействовало шокирующе: Соня смолкла, в страхе уставилась на Залесскую, словно ребенок, перед которым нарисовалось чудовище.

— Что?!

— Он ждет. Пойдем, все поймешь, — уже спокойно и буднично произнесла Марьяна, повернулась и пошла, не оглядываясь, к подъезду. Это была импровизация, но сам метод Марьяне был хорошо известен: внезапный переход от реальности к мистике. Несколько прохожих, ставших невольными свидетелями сцены, в недоумении и испуге наблюдали за происходящим.

Они поднялись на третий этаж, Марьяна обзвонила соседей и нашли двух понятых, при них вскрыли все еще опечатанную дверь.

В прихожей Марьяна стащила с женщины куртку, буквально втолкнула в комнату, попросив сопровождающих остаться за входной дверью. Соня вновь впала в сомнамбулическое состояние, покорно дала усадить себя в кресло, не отрывала взгляда от фотографии бывшего хозяина квартиры. С нее молодой красавец Толик Миклачев, голый по пояс, с сигаретой в зубах, позировал на фоне какой-то речки, зеленой травы и живописных холмов на горизонте.

Соня вперилась в фото так, что мир явно перестал для нее существовать. По застывшему лицу текли слезы.

Марьяна молча наблюдала за ней, не торопясь начать разговор.

— Где он? — вдруг произнесла Соня. Это были первые слова, которые Марьяна услышала от нее с момента задержания.

— Он похоронен на Деснянском кладбище, — тихо ответила Марьяна. — Там его могила, а здесь еще живет его дух. Он здесь. Он видит вас, слышит вас… Он хочет понять, за что…

Внезапно Соня дернула головой в сторону Марьяны, и та увидела перед собой абсолютно другую женщину. Поразительная метаморфоза: мокрые от слез глаза злобно посмеивались, в такой же презрительной усмешке растянулись губы…

— Ладно, тетя, хорош мистику гнать, — вдруг выпалила она вызывающе громко и засмеялась так, что у Марьяны по спине аж холодок прошел. — Чего от меня хотите? Я никого не убивала, ничего не знаю. Я простая, честная проститутка. Кто платит, тому даю. Вот и он платил, а я давала. И этот, с которым в тайгу ушла, тоже платил. Деньги кончились, я сбежала — все, конец разговора.

Марьяна поняла, что «мистику гнать» и впрямь бесполезно. Это сработало один раз, на внезапности. Надо переходить от метафизики к понятиям житейским и простым.

— Да, Соня, ты права. Не знаю, кто тебя надоумил, может быть, адвокат, но… ты права. Пока нам нечего тебе предъявить. Миклуха мертв (при слове «Миклуха» Соня вздрогнула и в недоумении поглядела на Залесскую), двое его коллег тоже, твой Николай, или как там его на самом деле, в бегах. Допустим, мы его поймаем…

— Это вряд ли! — со злобной язвительностью перебила Соня, рукавом вытирая мокрое лицо.

— Допустим, поймаем. Сдается мне, что он и под пыткой тебя не выдаст. По той простой причине, что любит. Иначе не потащил бы тебя в тайгу, а убил бы, как Голышеву, р-раз, ребром ладони по горлу, и привет. Ну а если не поймаем или случайно прикончим при задержании, тебе вообще не о чем тревожиться. Соучастие не докажешь, заказные убийства не докажешь, триста шестнадцатую статью — укрывательство преступлений — и то вряд ли пришьешь. Поздравляю тебя, Софья Кутепова, со скорым освобождением. Дня через три снова пойдешь на любимую панель, или к Анжеле Рубеновне на поклон, или к Леньке Дурику, чтоб пристроил. С головой окунешься в привычное блядство. Жить-то надо! Только вот что, милая моя: жить ты по-прежнему не сможешь. Грехи не отпустят, Миклуха не даст. Воспоминания о нем не позволят. (Обе повернули голову к портрету.) Пока ты свою тайну держишь в себе, пока ты камень с души не снимешь — будешь мучиться, страдать, метаться, — Марьяна сделала паузу. — И я вместе с тобой.

Соня потрясенно взглянула на Марьяну, и та поняла, что «момент истины» близок.

— Он что, и тебя?.. Изумленная этой догадкой, Соня даже привстала со стула и подалась вперед, словно пытаясь заново всмотреться в лицо этой странной женщины-следователя, зачем-то влезающей к ней в душу, в память, в мозги.