– Однажды ты все равно захочешь есть или пить, – усмехнулась она. – Отказываться ты сможешь только до этого момента.

– Почему б не сказать прямо, что сумеешь заставить меня?

– Увы, этот напиток нельзя заставить пить – ни магией, ни силой, – неожиданно печально произнесла уха, – будь иначе, сколько запутанных дел мне удалось бы решать без труда… Однако, я терпелива и умею ждать. И у меня есть причины не торопить тебя. – Она помолчала, разглядывая пленника, будто ещё и ещё раз перебирая и взвешивая про себя эти причины. Стар, обычно крайне редко смущавшийся чем-либо, чувствовал себя неловко под этим бесстрастно оценивающим взглядом прекрасных женских глаз. – Всякий старатель, нечаянно забредший на твой двор, нашёл бы только смерть. Не так ли? Моя сестра зарыта в поле, с которого ты ешь… А я, проявляя добрую волю, храню тебе жизнь. У тебя заботливые берегини, витязь. Поверь, у меня не так много редкого питья, чтобы тратить на кого попало. Так что, если ты захочешь вернуться, тебе придется выпить его самому.

Она повернулась и пошла прочь. Стар резко поднялся – ветви деревьев настороженно дёрнулись, по зелени пронесся шелест.

– Отсюда невозможно сбежать, – не оборачиваясь, пропела уха.

– А если не сбежать, а приспичило? – это вырвалось грубее, чем он хотел, прозвучало вызовом.

– Выйди, и любой мужчина укажет тебе нужное место; потом можешь осмотреться, – разрешила она, прежде чем исчезнуть за стволами.

Стар сник. Нет, разгаданной ухой мысли о побеге он не оставил. Но, если кто-то наблюдает за ним, то пусть поверит в его покорность. С самым подавленным видом витязь обошёл живые стены шатра, запрокинув голову, обречённо полюбовался на светло-зеленую даль, такую непохожую на привычный золотой веер лучей, рассекающих глухой сумрак приграничных чащоб. Здесь стволы и их ветви, направленные искусной рукой лесовода, обрамляли идеально круглый зал, причудливо изгибались, то расходясь, то переплетаясь, и уходили ввысь, смыкаясь там тем необычным сквозным шатром, что так поразил его в первые минуты пробуждения. И ветви под ногами действительно были крепки.

Очень скоро до него дошло, что это не лес, а средоточие магии ухов – одно из их легендарных деревьев, разросшееся до невероятных размеров. Теперь было ясно, почему на место обитания этого древа не натыкались случайные путники, почему даже высшие маги до сих пор не обнаружили его. Где оно находилось, Стар себе совершенно не представлял, но зато он прекрасно понял, чтО такое удивительное открытие значит для Мира.

И уж тем более твердо знал, что не может позволить себе забыть столь важное донесение Собору, неосторожно хлебнув из кувшинца.

Из нужника, указанного ему подвернувшимся чухом прямо на выходе из дивного зала, Стар отправился бродить по этому волшебному лесу, нет, по дереву-дворцу, нисколько не таясь сопровождающих его невидимых сторожей, поражаясь и запоминая. Не забывая всем видом своим изображать удручённого пленника.

А главное, пытаясь обнаружить малейшую зацепку за хвост удачи, по уверениям Лара сопутствующей каждой второй жаббке, угодившей в жбан со сметаной, то есть, высматривая хоть какую-нибудь лазейку, которая вывела бы его отсюда…

Так он вышел на нижние окраинные ветви дерева-леса. Его не останавливали. Там, за ветвями, куда ни кинь взгляд, тёмной громадой тянулись голые скалы. Здесь просветы между могучими ветвями были больше, а причудливые переплетения – реже, здесь, внизу, как ни странно, уже можно было увидеть над головой солнце на синем, безоблачном небе – единственное, что связывало томившегося здесь витязя с оставленным за прочной стеной заклятия Миром. И его не охраняли. Бежать и плутать в теснинах Гряды, окутанных колдовской завесой, без оружия, без оберега, без воды и пищи?

Отсюда невозможно сбежать. Да мало ли что она сказала! Стар не терял надежды. Пусть он и не был выдающимся учеником, зато учителем его был сам Никтус. Если заклятие поддалось тебе хоть однажды, учил тот, память о том, что оно преодолимо, навсегда останется с тобой. Эта память подпитает твои силы, даже если ключ к заклятью окажется утерян. Магия – наука. Но от точных её отличает ничтожно малая особенность – постоянная вероятность чуда: конец просчитан, выверен и неизбежен, но вдруг случается оно… Чем больше удачных творений, чем богаче память о творимых чудесах, тем больше вероятность чудесного избавления от всякой напасти.

Другими словами, если вошёл с оберегом, почему бы, пусть без него, и не выйти?

Гипнотическая вязь стволов, ветвей и листьев, купающихся в причудливой игре света, настолько завораживала глаз, что он не сразу заметил под ногами, в просвете между ветвями, узкую каменистую тропку, поросшую редкими пучками жёстких трав. Ею, вероятно, уходили в Гряду здешние дозоры. Тропинка, казалось, никуда не вела, но Стар продолжал придвигаться к ней вдоль просвета, делая вид, что нисколько не интересуется тем, что у него там под ногами. Над скалой пронеслась стайка мелких птах, нырнула вниз. Сомнений не было – тропка терялась в узкой, залитой густым туманом, межскальной ложбине, и не могла, просто не имела права обрываться там! Вот он – случай.

Эх, была не была! Стар, очертя голову, ринулся в обнаруженный просвет – к тропинке.

Необъятное гигантское древо тревожно дрогнуло, загудело. Ветви ощетинились. Какая-то колючая поросль попёрла со всех сторон, полезла по ветвям, заполняя, закупоривая просветы, Но ни одна из ветвей не успела вовремя изогнуться, сломаться под ногой, не успела быстро зацепить, обвить и остановить беглеца. Одним прыжком он перемахнул вздувающийся на тропе корень, в который тут же одна за другой вонзились целящие в ноги стрелы, но туман уже скрыл его с головой, и дивный лес, трепеща, притих. Из его чащи вместо стрел донеслось: "Стой! Ой-ой-ой-ой…Это ложная тропа! А-а-а… Вернись, пропадёшь! Ёж-еж…Там яма! Ама…" Последнее Стар услышал, оступившись на краю невидимого в тумане провала и кубарем скатываясь вниз, в пропасть.

На детинце Межгранья Дэл так и не показался. Сдав на попечение управителя старшинского вороного, он потребовал себе Пичугу и, не переодеваясь, как был в зелёном, даденном в Тереме, так и умчался в Порубежье.

Будь там неспокойно, долго сдерживаемая гроза разразилась бы немедленно. Но на засеках было тихо, и хмурый держатель, выслушав доклады, заперся в воеводских покоях. Над свитками не сиделось. Аппетита не было. Блюдце молчало. Уже за полночь потянуло на балконец, с которого еще недавно отправился в свой последний путь Аргус. Стоя у перил, молодой маг долго смотрел на Крепость. И его, застывшего в мрачном раздумье, могли видеть караульные сторожевых башен и дозорные на стенах.