Старый маг грустно поник, думая о чем-то своем. Дэл молчал, не осмеливаясь прерывать его размышления.

– Да, так о чём мы? – очнулся Тимус. – Как тебе узнать, чем ты заплатишь? Это ты наверняка узнаешь лишь тогда, когда придет время платить. Не раньше.

Повисло молчание. Нарядная руна, потихоньку отлепившись от бумаги, выпустила ножки и проворно поползла со строчки по свитку, перебралась на стол, засеменила к краю. Старый маг пришлёпнул её к столу, ухватил за ножку, водворил на место, разгладил ладонью, приложил к ней печать. Руна стала как руна, только чуть в стороне от первоначального своего места на бумаге. Раньше она смотрелась краше, подумалось Дэлу, и чего рыпалась?.. Самой страшной Расплатой он теперь счёл бы утрату Кристалла, ещё – невозможность отомстить Никтусу. Но не легче казалось принести в жертву и Стара.

– У меня пропал друг, – наконец признался он. – Это – плата?

– А, тот подсунутый нам Никтусом первый витязь? Не думаю. Разве он много для тебя значит? О! прости старика, если обидел… Ну, по молодости-то чувств оно, конечно, и много…

Он сочувственно смотрел на смущённого собеседника. Дэл как раз смятенно признался себе, что, да, друг – только что в мысленной расстановке жертв по степени значимости – действительно оказался на третьем лишь месте.

Старый маг покачал головой:

– Нет, скорее всего, плата будет иной. И неожиданной…

Дэл закусил губу. К чему это уточнение? Разве он ждал беды для Стара?

– Не огорчайся загодя, дружок, – ласково сказал Тимус. – Кто знает, может, тебе всего-то-навсего нельзя рубить деревья на берегах Заслонки?

Дэл хмуро кивнул, не то соглашаясь, не то благодаря за разъяснения, не то прощаясь, и Тимус оборвал связь. Блюдце потемнело, но молодой маг долго не отводил взгляда от темного матового круга. Он думал о том, что если вдруг его платой окажется запрет на месть Никтусу – конечно же, он этого не переживет. А месть без Кристалла была невозможна… О Старе он теперь не думал.

Наутро держателю доложили, что очередная вылазка врага на засеке у Двух излучин сопровождалась странным событием – наблюдатели видели бойца на шумилке. Добро бы был свой… Но та, засека в болотах между двумя речными излучинами, местом считалась серьезным, и дозоры там состояли сплошь из магов на локках. Зелёных шумилок там не лётывало. Так что выходило: был он с той стороны, цангов был шумилка. Только откуда б у них взялся настоящий верховой дракон?.. В общем, дозорные сообразили всё это не сразу. И лишь когда враг беспрепятственно перемахнул Заслонку и затерялся в порубежных лесах, на засеке задались вопросом, чей же наездник прошёл стороной от непривычно малой группы атаковавших цангов. Отвлекали наблюдателей от своего? Похоже на то. Наблюдатели и проморгали. Дэл взъярился и отправился по передовым сотням.

Войско к неожиданному, такому придирчивому, смотру, как назло, оказалось готово. Сотник проштрафившихся наблюдателей, конечно, нагоняй получил, но тем воеводскую ярость пришлось и ограничить. Дальше держатель только и делал, что благодарил бойцов за отличную службу. Сначала с напрягом, потом совершенно искренне. Раздражение последних дней постепенно отпускало, и до стрелковых частей ухов он добрался уже не грозным начальником, а добродушным отцом-командиром. Даже то обстоятельство, что безрукавка у всегда подтянутого Илона оказалась нараспашку, уже не могло испортить магу настроения, заметно улучшившегося за день от образцового вида осмотренных засек.

Только у Рыжей Тони, глядя на обвивающихся вокруг отполированного нежными ручками деревянного жезла девиц, с головы до ног увешанных дешёвыми серебряными фенечками, он сообразил, что означает подобная вольность в одежде первого-из-старших уха. Любимица хозяйки и состоятельных постояльцев Ниэль в загоне никогда не появлялась, принимала последних в верхней светлице, но Дэл и так хорошо знал самоцветную брошь в виде изящно изогнутого лука на её кружевах, преподнесённую ей Лиэнем, лучшим наездником Порубежья, за месяц до своей гибели. По давней традиции ухов, любимым, а те паче невестам, полагалось дарить самое дорогое свое украшение. Таковым обычно считалась драгоценная застёжка в виде обожаемого их расой оружия. Завратные традиции своего народа Илон, только отгостившийся в Тереме, всегда чтил свято. Кто теперь носит его алмазную стрелу, сомневаться не приходилось.

Тоня, от великой радости – по случаю возвращения держателя к её столу – превзошедшая сегодня самое себя в поварском искусстве, поднесла поскучневшему молодому магу последнюю перемену блюд.

– Передай там, наверху: после ужина поднимусь, – предупредил он её, сам до краёв наполняя кубок.

День с утра обещал быть спокойным и ясным. Донесения от дозорных, видавших одиноко следующего заграничными пустошами изумрудного дракона, пришли ещё ночью: следы нарушителя вели в Межгранье и обратно за Заслонку. Всех зелёных стрелков Крепости уже попытали на благонадёжность, обязали под страхом смерти не выводить шумилок из дракошен до особого распоряжения, по всем сторожевым постам уже разослан был приказ захватывать всякого наездника на зелёном звере. Не хватало давно вынашиваемого заклятья Сетей над Порубежьем.

Пора было использовать Кристалл в действии, в настоящем большом и серьёзном деле.

Удобнее местечка, чем главный шпиль воеводской башни, для задуманного творения Сетей не нашлось. Дэл поднялся туда на Пичуге и принялся нанизывать на готовую цепочку вокруг Крепости новые звенья. В прежние спокойные времена он оплетал такой паутиной отцовский дворец в столице – из детского любопытства: интересно было наблюдать за ничего не подозревающими о слежке дворовыми людьми. Сейчас такая работа – не забава – давалась много сложнее. Потому что заклятьем следовало оплести целый край. Включая Крепость, все сторожевые укрепления и саму Заслонку со всеми прибрежными зарослями и тайными тропами в них. Правда, теперь у него был Кристалл. Но всякий раз, поднимая руку в завершающем очередную кору жесте, он с предательским холодком в груди ловил себя на мысли, что страшится расплаты за прозвучавшее заклятие, что боится самого этого страха. Что всегда теперь будет бояться творить не только это, но и любое грядущее, неиспытанное ещё после обретения статуса Высшего Мага, заклинание. Вдруг оно и есть Расплата?

Но сеть сработала. И ничего не было взято взамен. Отзвучала последняя кора. Начертав в воздухе последнюю руну, опустилась рука с Кристаллом. На молодого держателя будто плитой легла, навалилась неподъёмной тяжестью усталость, он еле усидел на Пичуге, а, спустившись на верхнюю площадку башни, едва удержался на ней, ухватившись за ограждение, и ненадолго замер, словно каждой ниточкой нерва прислушиваясь к отзвукам раскатывающегося по Порубежью заклятья и настраиваясь на связь с каждой ячейкой чудесной сети. Жуткой болью сводило мышцы, ломило спину, будто б глыбы в рудниках поворочал – на спор молодецкий, от души. Но дело было сделано. Весь пограничный край опутан теперь тончайшей магической паутиной. Никто чужой не минует её, не задев ни струночки. Под своим та струночка не дрогнет, на своего не зазвенит, а отзовётся только на нарушителя. На того лазутчика цангов, что, нашедши себе удачную маскировку под витязя, повадился рыскать по Миру, нацеливаясь уже не на Чёрные Болота близ Гряды – на само Межгранье.