– Вот я и говорю, такие дела! Налёт! Огонь! Ужас и страшные пытки! – зачастил Пини, не дожидаясь вопроса. – Госпожу Яромиру позавчерашнего дня вечером, как стемнело, арестовали! Я только и спасся, буквально чудом! Такой дивный оберег! И достался так дёшево! Просто чудо! Да чудо, и всё тут! Я мчался-мчался-мчался сюда, совершенно без роздыху…

– Кто арестовал-то? За что?

– Сам величайший из держателей Порубежья и арестовал. За связь с врагами Мира и предательство интересов державного дома. Ой, что было, что было, господин славнейший воевода! – Пини даже сел, свесив ножки с тюфяка и звонко хлопнув себя по пухлым ляжкам. – Это ж надо было видеть! Гость тот с юга был вовсе не гость и не витязь, он был цанг! Да! – Глазки ома пытливо вцепились в непроницаемо-хмурое лицо старшины. – И этот цанг тут же половину дозорного отряда положил, пока его наш наихрабрейший держатель своим золотым Локком не пожег – сперва ведь живым хотели взять вражину! А уж когда хозяйку повязали, я и дожидаться не стал, пока до меня очередь дойдет – на шумилку и сразу сюда.

Лар чуть приподнял брови, выразительно глядя на кошели, что обильно украшали пояс толстячка, усмехнулся.

– Ну, не совсем прямо сразу… Так ведь все же, что нажито непосильным трудом, все же погибло… бы…

Усмешка с лица Лара исчезла, он сцепил пальцы и принялся пристально их разглядывать.

– А что венценосная чина?

– Так в том-то всё и дело! Чина-то поди и не знает пока еще ничего. Она нам так благоволила, так благоволила… Всё ж без её ведома, я уверен… Мгновенно, можно сказать! Мастерскую пожгли! Добро – в прах! Больно сказать – по ветру… Золотой Локк – это конец всему! Да! Ух, и жуткая же зверюга…

– И куда отбыл достославный Держатель?

– Откуда же мне знать?! – изумился Пини.

– Оттуда, что из города выбрался, значит, в дозорах охранной гвардии у тебя свой человек есть.

Тут Пини по всему полагалось бы смутиться, ну, на худой конец, отвести взгляд. Но толстячок продолжал смотреть на Лара большими, круглыми и честными глазами. Чистыми и преданными.

– Ну, какие такие свои люди могут быть у бедного ома-погорельца в столице? Беда, кругом одна беда! Ни угла у меня теперь, ни работы…

– Кошелей вон полно пузо – не лопнешь? – полюбопытствовал Лар, начиная соображать, куда ветер дует.

– В том-то и дело, о, благороднейший из витязей, что полно, а на дорогах – такие жадные дозоры, а в лесах такие бессовестные разбойники… Мне бы, господин воевода, волшебный кошелек такой, в который золото без счета входит, и который на поясе совсем не видать. Знаю, есть тут такой, хозяйка сказывала, что руны по нём шила.

– А больше ничего не надо?

– Еще бы шумилку свежего. Мне ведь в Межгранье теперь вернуться очень долго, пожалуй, не случится. Сам изволишь видеть…

– Ну, ты наглец, братец, – Лар даже слегка опешил от столь делового напора. – Ладно, рассказывай! Будет и кошель тебе, и шумилка.

– О, да не иссякнет столь великодушный род! Вернуть несчастного к жизни… О! Через западные Ворота Держатель вылетел из города, направился вроде как в Соборные сады, что в пригороде, но зачем, даже и гадать не возьмусь, – отрапортовал Пини. – Хозяйку, да избежит она щипания шерсти в нежнейших местах, он сдал на попечение стражи венценосного дома, в двойных цепях, а судилище, должно быть, состоится уже дня через три. Пытать сам почему-то не стал. И говорить они с ней, похоже, ни о чем не говорили. Стража намекнула: чина все ведает, что у неё в Межгранье делается, значит, – тут Пини свойски подмигнул старшине, – может вскорости и в темницу пройти, конечно, исключительно из любопытства, но правда ли, нет ли – не знаю.

– Ладно, – Лар с тяжелым вздохом поднялся. – Лети уж… Куда ты там собирался лететь… Да, и весточку от меня передашь по дороге.