Яромира, вернувшись в Терем, сразу запросилась в рукодельню. Лар удивился, но в передышке девчонке не отказал. Чуха сдала ему доспехи и меч, оставила себе только любимый самострел, целыми днями корпела над шитьём, но с самого рассвета и до третьего утреннего колокола успевала выпластовываться на учебном выгоне, повторяя уроки обоих наставников и беспощадно гоняя над пашнями Дрыгу. Вечерами выходила на любимый пятачок к сторожевой заставе – сыграть в ножички или померяться рукопашными приёмами с кем-нибудь из старших дозорных. А по седьмицам бывала на своеобразных девичниках – ночных стрельбищах, которыми свободные стражницы-ухи развлекались на западной башне, паля в неверном свете сторожевых огней по стремительно стригущим темноту ночи кровососам…
"Ну, что я ещё к их отчёту прибавлю? Как омы расписали, так всё равно не распишу. Я всего боя и не видела толком. Всё очень быстро было. Главное, внезапно. Как ты и говорил. Они не ожидали. У них же там всё против локков понастроено. А тут каратели. Как заорут: " Й-я-ха!", – и вперёд. И свистом, и гиком, и всяко-разно… На скорости, представь! Тут мы с ухами вперёд вырываемся. По два самострела. Отстрелялись – откатились. За нами – мечи. И так несколько раз. В общем, пошло-поехало. Ну, кого-то потеряли, конечно… А потом, когда они все скопились – отбиваться, тут на них Золотой Локк и пошёл. Это описать вообще не получится. Это надо своими глазами смотреть. Короче, там потом голо всё и гладко. А где у кого бомбомёты были – там ямы. Если б маги не уставали, если бы им передышка не нужна была, мы б тех цангов давно победили бы. Вот. А так, долго мы там не остались. Закрепиться там негде. Потом Аргус дал знать, что уже возвращается, со всеми локками, и Стар тут же отбыл в столицу, с дружиной. Ну, это всё в отчёте есть. Я лучше о Вратах. Мы как раз до них дошли, когда всех отозвали. Да, это как раз те самые. Там потому что Врат вообще больше нет. Кроме этих. На обозначенном месте. Как ты и думал, они заперты. Неактивные, то есть, – по классификации. Цанги, видно, пытались их открыть, даже взрывать пробовали. Там всё тёмной, блестящей такой, крошкой от кристаллов усыпано; в ней, такой мелкой, колдовства, конечно, не осталось. Хорошо, что ты мне про гэймовер рассказал. Это был большой кристалл. Там, в самом деле, очень ясно видно, где он раньше торчал. Прямо рядом со скалой. Здоровенный ровный камень, и с пустой ямкой посреди. Я лучше нарисую. Вот врата. Вот так камень. Тут ямка. Вот такой формы. Чистая, ничем не забитая. Глубина примерно на полпальца, а дальше идёт узенькая трещинка – далеко внутрь. Игла проходит. Здесь, в ямке, он когда-то и сидел. И я даже точно представляю теперь, как он выглядит. Я даже уверена, что он-то как раз не раскрошился, а просто где-то в другом месте. Только не у цангов…"
Догадывалась ли она, в чьих руках оказался тот ключ, старшина не спрашивал. Если и догадывалась, то ничем этого не выказывала и, против обыкновения, лишних вопросов не задавала. Спросила лишь, что-то для себя уточняя:
– Это именно то, что надо было узнать? Ты теперь знаешь, как тот ключ найти и что с ним надо делать?
– Полной уверенности ещё нет. Всё это нужно хорошенько обмозговать…
Мозгуя, Лар время от времени изучал отчёт и рисунок, тоже точно зная, как выглядит ключ к тем Вратам. Как точно знал, у кого в последний раз его видел…
Часть 3
1.
Чом при венценосном доме теперь осталось немного. Ещё меньше их осталось в самой столице. Венценосная чина, да не иссякнет её целительная сила, разослала их по невеликим, нуждающимся в повитухах и искусных ведуньях владетельным дворам.
Величественная чуха, старшая ключница державного дома, ещё до сего мудрого решения сменившая обеих рыжих чом на тройку ладных белокурых стражниц, зачастила в лавку. Новая хозяйка лавки с первого же дня велела зазывалам встречать её с почтением, уже с порога осведомляться, на что госпоже угодно взглянуть, выкладывать разом ворох товаров и наперебой расхваливать всё, к чему она ни прикоснётся. Те, разумеется, вовсю старались ублажить капризную привереду: за каждый проданный суровой чухе товар причиталось от двух до пяти наградных монеток сверх установленного. Многого она, по обыкновенной скаредности своей, всё равно не покупала. То шнурок для оберега, то крохотный мешочек для воскурительных трав, то запястный кошелёк для мелочи, то узенькую ленточку, какими мастеровые обычно прихватывают косицы…
Однако, её вниманием новая хозяйка дорожила: строгая покупательница, на удивление без раздражения отзывавшаяся о приглянувшейся ей мастерской, невольно привлекла в лавку своих подруг и приятелей – самых богатых управителей столицы. И они разобрали даже залежавшиеся дорогие пологи, шитые по старинной моде витыми хруньими рогами и трилистниками, и тяжёлые, с жемчужной бахромой, штучные скатерти столетней давности, что принадлежали ещё наставнице покойной бабки Катерины. Да и заказов только в столичной мастерской было сделано на зиму вперёд, чем не могли похвастаться другие золотошвейни. Немудрено, что молоденькая хозяйка быстро угодила в завидные невесты. И мила, и стройна, и домовита. Только свахи к ней не спешили: отчаянно боялись не столько возможного обидного отказа, сколько её саму. Говаривали, что ещё с колыбели была сия дева кровожадности необыкновенной. Говаривали также, будто самого Даниила, единственного сына владетельной чины Нижнего Бора, что подъезжал к ней однажды, чуть не зарубила. Вот и подумаешь крепко, стоит ли брачный договор с ней таких тревог и волнений…
Но в то лето, когда Яромира вернулась в Терем, о сватовстве к ней поначалу никто и не помышлял. Лишь чуткий Лар уже тогда начал хмуриться.
Теперь она числилась не дворовым – служилым человеком. Молодых чух её звания в Приграничье было немного. Все, кроме неё, были давно просватаны за видных витязей. А её привыкли считать Ларовым доверенным лицом и иначе как нового бойца Терема и не воспринимали. Но поскольку ни к одной из сотен Лар её не приписал, на построения она не выходила, доспехов не надевала, даже порученцем никуда не отсылалась, то неудивительно, что через некоторое время среди сидящих за старшинским жбаном витязей и первых-из-старших ухов как-то сами собой пошли разговоры о том, что подобное забвение долга Меча извинительно разве только в случае обустройства семейных дел. Мол, Ларова ученица, начинали одни, должно быть, нарочно отошла от трудов ратных, чтоб прикопить на приданное, потому как природу не обманешь: замуж хочется, а золотого плаща, вороного шумилки да отцовской пушнины маловато для витья своего гнезда девице её полета. Ну, правда, если вон старшина добавит, подхватывали другие, так взять её под свой герб и кое-кто из нас будет не прочь…
Поговорить с ученицей об её сердечных привязанностях Лар так и не решился. Да и заговори он, даже исподволь… Уж какую-какую, а эту потаённую сторону своих чувств, Яромира не собиралась раскрывать и обговаривать даже с любимым наставником. Ни словом не обмолвилась она о ней и с Ма.
Только какая-то думка неотступно туманила чухино чело.
Вот уже убраны были поля, и заполнены подклети. Рано стало смеркаться, и листопад отшуршал в опроставшихся садах. Свободнее и веселее стали обитатели Терема, дружнее и вольнее молодёжные сходки, а она всё чаще и дольше запиралась в мастерской, всё реже и неохотнее выходила на пятачок у ворот, предпочитая биться либо с самим старшиной, когда тот бывал свободен и пребывал в соответствующем расположении духа, либо с отцом, когда тот не вылетал на промысел к Гряде. Всё яростнее пласталась на выгоне, не щадя ни себя, ни Дрыги, а потом ещё и до четвёртого колокола стала задерживаться у стражниц на стрельбище. До обеда сидела в рукодельне. После – рылась в Ларовых книгах или бродила по хозяйской библиотеке, перебирая свитки, разрешённые к изучению в Приграничье, а то брала ключи от нижних книжных клетей у чухи-наставницы и читала там всё подряд, дозволенное витязям.
И до тёмной ночи опять – к игле, к поясам. Плести она почти перестала. Шить выходило и быстрее, и красивее. К тому же владетельной чине показалось, что не по-хозяйски тратить редкое мастерство на дармовое украшение дворовых работяг, и по её распоряжению каждый шитый чухой пояс забирали ведуны – заговорить и освятить. Дальше управитель прибирал ставшую дорогим товаром вещь в один из сундуков – к доспехам и самострелам, скатертям и рушникам, ко всякой всячине, что еженедельно отправлялась Теремом к Чуре, а оттуда в соседние заграничные владения да на столичные торжки. Своего колдовства Яромира не имела, зато имела верный глаз и неутомимую руку. Владетельная чина, да не иссякнет её щедрость, положила чухе жалование, поселила её в бывшей Петулиной светлице и отвела просторную горницу для работы, где, затворившись, чуха искусно сажала золотые и серебряные узоры, руны и коры на зелёную и чёрную кожу.
Лар как-то попробовал отправить её гонцом к Аргусу – размяться, развеяться. Она, отряхивая с сарафана мелкое охвостье скусанной нити, выпрямилась, отмахнув косу с груди на спину, светло и прямо посмотрела ему в лицо и посмела отказаться:
– А что туда без дела-то ездить? Я ж вижу – дело обычное. Недели нет, как Кузнечик вернулся. Знать, дошёл тот переговорщик… Если тайного задания нет, ты лучше простого гонца пошли. Честное слово, дядь Лар, времени терять не хочется на ту Крепость… Вот ни столечко.
– Ну, если тебе непременно надобно тайного поручения, то и таковое найдётся…