Лар опять вздохнул, встряхнул флягу, покосился на ученицу, прокашлялся.

– Ещё лет сто назад старателей было гораздо меньше. И они не были угрозой Собору, хоть тоже искали своего местечка под солнцем этого мира, старались выжить. Видишь ли, там, за Вратами, время не остановилось – в нём наш здешний миропорядок давно ушёл в прошлое. Поэтому приходящих через Врата взрослых всё труднее и труднее становилось приводить к Присяге. Они просто отказывались подчиняться правилам устаревших игр. Потому что они просвещённее, потому что, как тот дед Федор, ещё у Врат узнали о жестокости и несправедливости отбора и потому что предпочитают быть хозяевами своих маленьких станов, чем покойниками или крепостными работягами подвластных магам древен… Да и некуда стало их принимать, кроме как на самую чёрную работу. А она – единственная зацепка за жизнь, какую я сумел выговорить у Собора для старателей, пойманных дозорами в Приграничье.

Фляга подрагивала в сильных руках старшины – он то открывал, то закрывал её.

– Но достойные Межгранья – любой расы – не согласятся с пожизненной каменоломней или лесоповалом. Так что гораздо проще сразу объявить их врагами венценосного дома и перебить. Голых, безоружных. Именем чины…

Яромира хотела было что-то спросить, но старшина наконец-то припал к фляге, и чуха не осмелилась побеспокоить его во время столь важного действа.

– Высокородных недовольных витязей и первых-из-старших ухов истребляют изящнее – на передовой Порубежья или в постоянных междоусобных стычках, чаще ударом в спину. Народ попроще мрёт в пыточных и на жертвенных кострах, – Лар хлебнул, помолчал, опять хлебнул. – Ещё можно отправить дерзкоязыкого погостить в свой бывший мир – изыскателем. Миролюбивые омы надрываются в работе… Собор изобретателен… Хорошо ещё, пороха ему тут делать не из чего… Ты, небось, хочешь спросить, где выход? Выход прост – через Врата. Обратно в свои миры. И местным уроженцам легче… Спросишь, почему все Знания вне столицы ограничены, а разговоры и даже мысли о возвращении в прежние миры считаются опасными и преступными? Да потому что Собор привык к вкусу безграничной власти и боится любых перемен!

Лар с сожалением закупорил флягу и пояснил ей проникновенно:

– Хватит, нельзя мне больше, боюсь пристраститься. От жизни-то такой…

И уже Яромире:

– Вот, собственно, ежели в двух словах, как обстоят дела в нашем славном датском королевстве…

– Где-где?

– Да это я так… А в трёх словах: матери ты поможешь. Ты выросла здесь. Здесь твой дом, твоё будущее. Поэтому ею сделано всё, чтобы вырастить тебя не самой никчёмной чухой в этом Мире. Но сама она заслужила жить там, где хочет, и умереть там, где родилась… Согласна? Все известные мне Врата работают только на вход. Но, по моим расчётам, непременно должны быть хоть одни Врата и на выход. Так вот мы с твоим отцом давно ищем обратные Врата. В ночь, когда тебя подстрелили, я убедился, что они существуют. Где они и ключ к ним – нам с тобой и надо выведать у магов. Вопросы есть?

У Столпа круговерть предотъездных хлопот действительно растащила их далеко друг от друга. Прямо с дороги они угодили на устроенный чиной для Петулии прощальный пир. Потом – на освящение оберегов от дорожных напастей. Потом Лар вёл какие-то разговоры с дозорными, с местными волхвами, блюдущими чудодейный источник, с владетельной чиной, опять с ухами… Яромира же угодила в цепкие объятия подружки и с головой окунулась в богатое содержимое её сундуков – Петулия загорелась непременно приодеть чуху в половину своих дорогих нарядов.

Перебирая узорочье и прикладывая то одно, то другое к отобранным платьям, чома болтала без умолку. Яромира впервые ощутила зависть к подружке. Не за её красоту, чары или достаток, а за умение так легко, беззаботно и изящно предаваться таким пустякам, как наряды и пиры, волшебные действа или дальняя дорога, несмотря на гложущие потаённые мысли. А в том, что такие мысли тревожат и чому, Яромира не сомневалась: женщин-магов Собор тоже не жаловал и к высокому учению не допускал, дозволяя колдовать только в пределах родных подворий. Только усилиями обоих влиятельных предводителей Приграничья, да снисходительным попустительством Никтуса, занятого сейчас Порубежьем, Собор в лице Тимуса разрешил девчонкам вкусить от мудрости капища, чего доселе не бывало и быть не могло. Конечно же, думалось чухе, их владетельная чина тоже для каких-то своих тайных целей велела Петулии учиться лучше всех и добиваться Жезла, как Лар ей – Меча. А она вот роется в сундуках и заливается о последних сплетнях из Межгранья, о своём новом увлечении…

– Нет, ты себе не представляешь… Дэлик – на Золотом Локке! Ты только вообрази! Какая красота! У самого Аргуса гостит! Аргус его уговорил… Ой, если он в Межгранье прилетит… Ты меня понимаешь? Ну должен же он предстать пред венценосной чиной, как ты думаешь?.. Ой, прямо дух захватывает! Как жаль, что я не успела ту грамоту дочитать – принёс же чёрт этого Элта… Вот, посмотри, какой миленький браслетик! Ну-ка надень. Да не так, дай застегну… Скажи, какая прелесть!

Отвечать не было нужды. Петулия всегда говорила за двоих. Яромира была для неё тем проверенным и надёжным исповедником, который так необходим болтливым, но скрытным особам.

– Нет-нет, не снимай, тебе очень идёт! И его можно носить, с чем угодно… А вот ещё посмотри – это на волосы… Ах, Мирочка, ты знаешь, я так хочу его увидеть! Хоть бы Аргус отпустил его в Межгранье! Ну почему я не чина? Я бы так и помчалась прямо к нему! Нет, это ты должна примерить прямо сейчас…

Утро выдалось холодным и хмурым. Рассветный туман курился над источником. Свита – тройка теремных ухов-телохранителей да отряженная капищем скромная охрана в полдюжины мечей – уже ждала в сёдлах. Возок с сундуками надёжно пристроился между сторожевыми шумилками. По-дорожному укутанные девочки уселись в повозку. Чина расцеловала обеих, прослезилась, взмахнула платочком – и поезд тронулся со двора. Яромира нашла глазами Лара. Он приподнял в прощальном жесте растопыренную пятерню.

…Боевое задание даю. И изволь выполнить…