– Правда, я очень хотел учиться рукопашным приёмам у Лара. Он обещал. Так что я, наверное, сначала к нему слетаю…
– Какие проблемы! Ни к чему тратить время на перелёты, дружище. Он давно собирался навестить меня, так что у тебя будет прекрасная возможность обучаться здесь и тому, и другому.
– Тогда я могу остаться в Крепости на оба последних круга? Мне бы хотелось провести седьмой в настоящих сражениях и выковать Жезл в одном из здешних храмов.
– Да сколько угодно! Я даже, кажется, знаю, в каком храме ты собираешься найти нужные тебе свитки. Уверен, тебя не остановят заклятия высших магов, начертанные на их печатях, а, дружище? Когда запреты Собора бывали нам помехой? Не так ли?
Аргус подмигнул, Дэл тоже, и оба расхохотались. Причём первый порадовался своей проницательности и тому, что ушлый старец всё же лопухнулся с учеником, а второй – тому, что новый наставник, видимо, отлично знакомый с лёгкими путями восхождения к магическим вершинам, слишком небрежно хранит свои собственные свитки, ничего ценного, впрочем, и не содержащие…
На исходе того же дня Аргус писал Лару:
"…Ещё был бы крайне признателен тебе за согласие позаниматься рукопашным боем с моим учеником. Да-да, как и ты, тоже обзавёлся на старости лет… Толковый такой ученик попался! Едва уговорил его погостить с денёк, но потом он пораскинул мозгами и остался ещё на пару кругов. Именно он и отгрохал при хатимановых Скорбях этого самого Золотого Локка (не жди – и здесь-таки даже описывать не стану, не проси – посмотришь сам), и Никтус любезно (и заметь, добровольно!) передал обоих на моё попечение. Уж ты-то должен его знать – Дэл ри Эль, сын Тана, из никтусовой свиты, побывал этим летом в вашем Тереме на свадьбе. Вспомнил? Парень уверяет, что ты обещался познакомить его с интересными приёмами. Так что буду рад тебя видеть в самое ближайшее время. Разумеется, я гарантирую возмещение всех твоих связанных с этим расходов. Впрочем, ты меня не первый год знаешь: свои люди – сочтёмся".
И прибавил, не боле, чем для оживления послания:
"Ты, говорят, увлёкся коллекционированием Врат? Так здесь, у цангов, для тебя найдутся ещё одни – для пополнения собрания. Я не жадный, уступлю по дружбе. Жду".
Этими последними, малозначительными для любого, кроме старшины, словами, сам того не ведая, Аргус угодил в самую точку. Как только Лар прочёл переданную Элтом грамоту, он тут же объявил владетельной чине о своём намерении самому посмотреть на новое оружие в аргусовой Крепости. Сразу же после проводов Яромиры можно было собираться в дорогу, не мешкая. Не побывать в Порубежье он теперь просто не мог.
10.
Петулия дремала, уютно угнездившись в своём уголке повозки. Живописные обочины долгой дороги в Межгранье давно потеряли для неё новизну и привлекательность. Первых три перехода она добросовестно рассказывала чухе обо всех встречных достопримечательностях, знакомых ей по прежним поездкам. Чуху, впервые открывавшую для себя ширь и разнообразие огромного заграничного мира, удивляло и занимало всё: и тянувшиеся сперва неоглядные сады и поля, и ровнёхонькие тёмные отвалы изредка встречавшихся копей и каменоломен, и пыхтящие стада хрунь или древенских шумилок, время от времени широкими шумными потоками заливавшие дорогу, и редкие встречные – богатые и многолюдные – выезды… Но предпоследний переход тянулся вдоль однообразных редких рощиц с одной стороны и столь же однообразной степной равниной – с другой. Далеко впереди маячила тёмная сплошная стена леса, за которой начинались окраины Межгранья. Чома, утомлённая дорожной скукой и собственной борьбой с настырно овевающей дрёмой, убаюканная мягким и ровным ходом повозки по добротной глади безлюдного столбового тракта, зевала всё чаще, деликатно прикладывая ручку к хорошенькому ротику:
– Вообще-то именно в этих местах зевать нельзя – здесь водятся слишком нахальные банды, – сонно рассказывала она Яромире. – Здесь этой весной чуть было не похитили нашу дорогую владетельную чину, да приумножится её благополучие, и ещё раньше одну очень красивую чому из Межгранья (я думаю, венценосная как раз и выслала её из столицы за излишнюю красоту). Нашу чину тогда еле-еле отбили. А на чому нападали два раза: ухи её сначала отбили, а потом она, представь себе, покорённая настойчивостью преследовавшего её витязя, сдалась ему со всей своей свитой…
– Почему витязь? Ты же сказала – банды.
– Ну, как ты не понимаешь? Банды витязей. Просто нам они до сих пор не попадались… Это только дорога общая, а вокруг всякие разные владения. И в каждом обязательно есть своя воинская школа и своя маленькая дружина. То есть здесь полным полно воинственных мужчин. А воинственный мужчина – это нечто! Ну ты, надеюсь, понимаешь, о чём я говорю… Здесь ни крупных зверей, ни старателей вообще нет, а мужчинам обязательно надо как-то самоутверждаться в своей силе… Они так устроены, – чома плавно повела пальчиками, как на наглядное пособие, указывая на молодого красивого уха, следующего по её сторону повозки, и перехватив его влюблённый взгляд, небрежно пожала плечиком, не забыв, впрочем, всё же поощрить преданного наездника лёгкой полуулыбкой. – А в Крепость пока призыва нет. Самих владетелей так вообще не призывают… Так что для здешних витязей нападения на проезжающих или друг на друга – такое же обычное развлечение, как для наших гонки или охота у Гряды. Вот и бьются. Двор на двор… Тем более, что в награду всякий может добыть себе какое-нибудь ужасное прозвище, красавицу или кучу полных сундуков… У нас-то сундуков мало, а я, – она погляделась в роскошное зеркальце, – так неважно сегодня выгляжу – ты только посмотри, – чома с удовольствием смахнула с носика невидимую пылинку воздушным платочком, облизнула губки, поправила нитку с дорогими самоцветами над бровями и со вздохом убрала зеркальце, – меня так сморило, что, наверное, на нас и не нападут… Во всяком случае, не на открытом месте. Едем мы быстро, скоро лес, там прямая просека… Очень опасная. На ту чому напали в лесу. Вот когда свернём к нему – разбуди, – попросила она подругу, обеспокоенно завертевшуюся в возке в попытке разглядеть хоть одно удобное укрытие для бандитской засады.
Лес неотвратимо надвигался на возки, плавно несущиеся в плотном неприступном окружении столь же воинственных мужчин, каковые наверняка могли поджидать безмятежно спящую красавицу.
Маленький отряд действительно спешил. Капище ждало своих новых учениц всего в одном переходе от тракта. Но той опасной засадами лесной просеки, о которой говорила Петулия, было не миновать, а, значит, решила свита, лучше бы проскочить её на полном ходу засветло. Как только отряд свернул в лес, чуткие ухи заподозрили впереди засаду, велели всем перестроиться боевым порядком и приготовить оружие. Почти не снижая хода, отряд мчался по просеке.
Петулия уже не спала. Очутившись под сенью лесных исполинов, она оживилась и даже заговорщицки подмигнула Яромире, мол, тут-то и жди поклонников… Но, заметив нешуточную озабоченность отряда перед предстоящей схваткой, вытащила обереги и тихонько забормотала нужные заклинания. Самое важное, наставляла её перед отъездом старшая чома, – укрепить своих бойцов в их неуязвимости, запустить во всю мощь исцеляющие их силы. Остальное – дело оружия, личной храбрости и воинского искусства.
Рухнувшие поперёк просеки стволы охрану врасплох не застали. Ухи немедленно заслонили главную повозку, подняв шумилок на дыбы и, прикрытые чешуйчатыми телами, беспрерывно сыпали в чащу короткими точными жалами изо всех шести самострелов. Витязи, перемахнув завал, рубились с кем-то яростно и беспощадно. Яромира не успела даже сообразить, куда направить собственный самострел, как всё уже было кончено.
Около двадцати тел, пока разбирался завал, насчитал первый-из-старших ухов, вновь занявший своё место у возка со стороны прекрасной чомы.