Приговаривая, Рыжая Тоня наполняла из мисок, прянниц, соусниц блюда и, с немыслимой для ее комплекции скоростью порхая вокруг стола, ловко расставляла их на его широкую, вместительную гладь. Распределив по скатерти все кушанья, бутыли и кубки в почти совершенный по привлекательности узор, она остановилась и наконец-то промокнула глаза передником, то ли скорбя о погибших, то ли сожалея о недоверчивости молодого воителя, то ли отирая трудовой пот.

Если возраст необъятной красотки и не поддавался точному определению, то в остальном вся она была как на ладони – в меру хитра, в меру проста, в меру жадна, в меру великодушна. Одно в ней было сверх всякой меры – неуёмное бабье любопытство. Конечно, воинственных обителей Крепости и пограничных застав влекли сюда, в первую очередь, обильный стол, способный удовлетворить самые взыскательные аппетиты гурманов, да жаркие ласки искусных дев, выписываемых хозяйкой из столичного питомника Лады. Но не только эти обязательные услуги, предлагаемые почти на каждой приличной росстани, а и редкая возможность беспрепятственно черпать из поистине неиссякаемого кладезя всех порубежных слухов собирала здесь "господ офицеров" самых разных рас, сословий и званий. Богатая хозяйка лучшей порубежной корчмы была столь же болтлива, сколь и любопытна – безмерно; это знала вся дружина, весь посад – от Аргуса до последнего служки при дракошнях витязей. Однако, обычно словоохотливая Тоня сегодня явно была растеряна. Впрочем, она всегда терялась при этом юном красавце-маге и вечно несла всякий вздор, желая выглядеть то непосредственной, то значительной, а потом горько укоряла себя за то, что держала себя с ним совершенно неподобающим её солидному положению образом.

– Не хочу я наверх, и Ниэль расспрашивать не стану – от твоих щедрот кормится. Сама расскажешь, чего ещё не договорила, и врать не советую, – негромко произнес Дэл, всё так же неотрывно глядя на огонь. В очаге тихонько зашуршали, заискрили полешки, послушно и легко переворачиваясь под пронзительным взглядом мага.

– Да ты что! Как можно? – всплеснула пухлыми руками Тоня. – Да разве ж стану я врать-то…

– Врать, может, и впрямь не станешь, а утаить – в самый раз. Не договариваешь. Угадал? Я не допытываюсь. Пока просто спрашиваю. Мне в самом деле интересно знать, что здесь произошло за эти два дня. Ну, давай, выкладывай! Весь внимание…

Дэл усмехаясь её замешательству, потянулся к столу, пригубил из кубка, одобрительно кивнул и, развернув кресло от очага к столу, принялся за завтрак. Рыжая Тоня некоторое время в затруднении перебирала оборки передника, пытаясь сделать выбор между желанием поделиться распирающими её сомнениями и опасением выдать какой-то свой, на удивление всё ещё никому неведомый, секрет. А, может, и повиниться в какой-то осечке. Всё ж он теперь второй после Аргуса человек. Одних лишь знатности и богатства с лихвой достало б, чтоб завоевать Тонино расположение к любому мужчине, а этот к тому же был так молод и хорош собой, так известен победами, так проницателен… Дэл уже расправился с первым блюдом, изобразил на лице удовольствие и готовность слушать трактирщицу хоть до мифического Дня Закрытия Врат – и после недолгой, но заметной внутренней борьбы, она выбрала готовность поделиться:

– Ну ладно, ну и утаила чуток. Так времена ж какие! А то отчего ж не рассказать? Расскажу. Но если спросит кто, сделай милость, так и скажи, что сам догадался, тебе-то Сам, поди, поверит без расспросов, – вновь зачастила она, наливая гостю вина, придвигая скамейку и присаживаясь.

– Оно все сначала было тихо да гладко, а второго дня, вишь, морозы вдарили, – издалека начала она. – Новостей, понятно дело, в такие дни почти не бывает. Но кое-что могу… Ну, когда морозы, сам знаешь, все при деле должны быть. Этот, – она с презрением мотнула головой в сторону посудни, где усердно гремел настоящими – необычайно дорогими – котелками её плешивый угодник, – дровишки колол в сарае. Три печи, да плита новая – дрова жрёт, как зверь… Зато мясо получается – пальчики оближешь, вот это попробуй, пока горячее – во рту тает.

Тоня придвинула магу нарядную деревянную миску с расписной крышкой, открыла, прищёлкнула языком, вдохнув разлившийся аромат:

– Ну, как не похвалиться? Разве не угодила, скажи? Два дня без моей еды – с ума сойти! Я вчера все глаза проглядела – где ты…

Дэл перестал жевать, приподнял бровь. Тоня поспешно закивала:

– А, ну да, колет этот, стало быть, полешки. И нет бы ему хоть изредка за ворота выскочить! Прикрой плешь – да выглянь! Приметь, что стоит приметить! Кто вокруг бродит, откуда да куда идёт… А то заходи, кто хошь, бери, что хошь! – нарочно возвысила голос, обернувшись в сторону кухни; в голосе гневно зазвенел металл, и котелки загремели бодрее.

– Значит, зашел, – полувопросительно-полуутвердительно пробормотал маг, наконец-то удостаивая вниманием придвинутую хозяйкой миску.

– Зашел-зашел, а как же – подтвердила трактирщица. – Своими глазами его видела! Вот как тебя. А уж цангов-то говор я завсегда распознаю!

– Цангов, говоришь? Заставы как никогда крепки. С чего взяла?

– Да это я уж потом поняла, что он из них, когда заговорил, а поначалу… Одет был, понимаешь, как любой наш чух, обычный такой. Только что есть – не ел, и пить – ничего не взял, будто – только погреться, но кто ж у нас без выпить греется?

Дэл согласно кивнул, прихлебнув из кубка.

– Но ладно, пускай, ведь мороз, а вдруг он совсем без мошны, думаю. Пожалела: грейся, мол, говорю. Недолго тут простоял… Тоже нормально. Так ведь? Чё без монет-то коло еды торчать, правильно? Только вдруг завыспрашивал, завыспрашивал, где да что, да как пройти…

– И что рассказала? – с интересом, но явно прозревая ответ, спросил молодой маг.

Рыжая Тоня отвела глаза, вздохнула, пожала пухлыми плечами. Её языку дозволялось многое. Но одно дело – увлекательные сплетни о ночных похождениях держателя Порубежья и кабацкий трёп о планах похищения боевыми магами прекрасных вражеских дев… Другое – о воинской силе Крепости. Одно дело – невинные предположения о продвижении витязей по службе и предсказания о гоночных победах да о выигрышных ставках в ножички, даже завистливая болтовня о плутоватых коробейниках, торгующих самоцветным узорочьем и пыльцой колдоцветов… Но совсем другое – секретные сведения о дорогах и тропах в густых лесах Порубежья, о сторожевых вышках на пустошах и потаённых пограничных засеках, укрытых схоронках ухов или наблюдательных постах витязей. Это важное различие Тоня, при всей своей болтливости, осознала и уяснила давно и до сих пор, как ей казалось, соблюдала свято.