– Ну и чё ты впёрся? Чё разорался? Кому дверь распахнул? Чё тебе, лето на дворе? Чё ты стал столбом?! Прикрой! – напустилась чуха на Дана. Будто только такими ворчливыми заветными заклинаниями и можно было растопить навалившееся на старушку ледяное ожидание беды.

– Да мастер Цанг послал, – объяснил Дан бабке, незаметно омахивая пуп крестиком из пальцев, нашарив за спиной дверь, плотнее прикрыл её и добавил уже чухе, будто оправдываясь, – слушай, злой такой… Бойцы ваши завтрашние уже приехали. Их утром ждали, а они… Ну вот. Такие дела. Велено вот тебе маску надеть… Я и принёс. Другие уже надели. Потом надо, приказал, все положенные обходы соблюсти… Оружейня там, святилище, целитель, и чтоб до ужина – к мастеру. Злой такой…

Бабка ожила, зашевелилась, прокашлялась:

– Нашёл, кем городиться! Ты меня спроси, зла ли я – выстуди вот ишо другой раз! Ты мой глаз знашь… Принёс, так не стой… столбом. Доложился – так и давай тую маску, да иди себе… Вишь, одеться человеку надо. А Гавриле передай: и обойдёт, как приказано, и прибудет вовремя… Дай сюды! Стирана хоть? Всяку гадость на себя пялют… На кого твоя дюжина поставила?

– На Яра, конечно!

– Ну, молодец, ладно, иди по добру… Али ишо што?..

– Да… Яр, слышь… В общем, там витязь из зелёной дружины, твой который… С полдюжины старательских станиц в одиночку, говорят, искоренил. Такие там истребительные наезды показал – досрочно в старшие витязи вышел… Под его началом уже своя сотня. О, как! И Цанг другим его заменять не стал. Жук свой оберег – тот самый, ты знаешь, – согласен на твоего Дрыгу обменять, если захочешь…

– Как жа! Зверя на оберег? Щас! Так она и разбежалась… Шёл бы ты, пока цел… Ступай-ступай!

Выдворив парня за дверь, бабка вернулась к Яромире, похлопала по плечу:

– Лавку подыми, сядь. Спешить ни к чему. Да утюг вон возьми, пропарь намордник этот. Я тебе пока душегрейку достану. В такой мороз для боя – в самый раз: не сопреешь, не остынешь…

Пока чуха хлопотала над тяжёлым утюгом, старая мастерица свернула перину, достала со дна сундука, на крышке которого обычно спала, плотный, но лёгкий самотканый подкольчужник, украшенный тонкой вязью золотого узора, разложила на лавке. Постояла немного над ним, будто вспоминая что-то, разгладила ладонями. Потом встряхнула – слабенькое золотое облачко пыли колыхнулось с подола – подула на ворот, пошептала. Воровато оглянулась на ученицу – не видала ли, пошептала ещё. Взяла иглу с золотой нитью, подновила узор. Утюг загремел в духовку. Катерина вздрогнула, засуетилась:

– Управилася? Друго дело… Подсуши ещё на распоре. Да последний утюг мой бережней клади!.. А это, на-ка, надень! Шибко удобная вещь, как по тебе ладила. Усела от времени, но крепка… Поворотись – посмотрю. Вот и ладно… Носи на здоровье! Травок вот, давай, ишо попьём с мёдком, да пойдёшь потихоньку. Спать тебе в святилище, так ввечеру колдуны покормят, я скажу. А до ужину и к душегубу загляну – не зарадуется. Зол он… Тоже мне, манеру взял – злиться…

Ристалище гудело голосами зрителей. Ещё с вечера и до поздней ночи ученикам пришлось расчищать его края от снега, обустраивая помосты со скамьями, и расставлять судейские столы. Смотреть испытательные бои собирались обычно все воинственные обитатели капища. Старшие плотно сидели на помосте, младшие толпились вдоль частокола, над ним зависали караульные на пыхтящих шумилках… Сегодня на ристалище выходило шестеро учеников, допущенных к бою с настоящими, лучшими из молодых, бойцами – выпускниками разных школ. Три умения должны предъявить собравшимся будущие витязи – самострельное, мечерукое и рукопашное.

Ездовое проверялось каждый год, по осени – в дюжинных гонках. С ним все старшие ученики капища справлялись без труда, за что и получали соответствующее отличие – зелёную ленту, шитую серебряными или золотыми драконами. Ею наездники обычно перехватывали волосы: повязывали на лоб или – с модным шиком – вплетали в одну из кос, ежели таковые были. Лёгонькая Яромира, не слезавшая в своё время с отцовского Буяна, уже заработала на ленту полное число почётных дракончиков.

Ещё одно испытание – верховое, когда потребно показать все умения разом, все молодые витязи обычно проходят позже, уже в своих дружинах, где им предопределено служить во славу своего владения и венценосного дома.

Но самое важное, конечно, испытание нынешнее, тройное – на Право получения Меча. Чухина дюжина уже давно отстояла своё. Яромира же, как девица, была допущена Цангом к испытаниям только сейчас, на седьмом круге.

Эти бои всегда и во всех главных школах начинаются с середины шестого круга и после каждого полнолуния свершаются при судействе самых именитых мастеров Мира. Так что к началу седьмого, завершающего, круга в строю остаются только действительно достойные звания витязя. Справляются, конечно, не все. Вот и сегодня не выдержавшие боя пополнят ряды славного Цеха Оружейников: будут торжественно зачислены в его подмастерья, обучатся одному из ремёсел и по окончании седьмого круга получат причитающиеся этому уважаемому сословию привилегии…

А чтобы не было обиды, взаимной неприязни и кровной мести между участниками всякого испытательного боя, много лет тому назад – в разгар междоусобиц – Собор устами Никтуса повелел проводить испытания в масках, безо всяких оберегов, без знаков отличия, оружием, подобранным по руке накануне боя. И хоть междоусобные стычки так и не перевелись, ныне стало просто неприличным расспрашивать, с кем же довелось сразиться за Меч, или признать в своём боевом товарище после пьяной дружеской потасовки бывшего ритуального соперника. Но имена испытуемых по-прежнему не оглашали, испытующих витязей зазывали из дальних дружин и знание о том, кто они таковы, держали в тайне.

Так и теперь по сигнальному колоколу на ристалище вышла дюжина бойцов в одинаковом снаряжении и с закрытыми лицами. Лишь ученики различались цветом масок.

В последнюю очередь появились гвардейские мастера других школ, степенно расселись за судейские столы. Правила знали все, времени на их повторение никогда не тратилось. Цанг, как основатель здешней гвардейской школы и хозяин ристалища, поднял руку, гул голосов смолк. Витязи в масках отступили к мастерам, а ученики, вскинув самострелы, вышли на середину, стали плотным кругом, спинами друг к другу. Цанг резко опустил руку, и над ристалищем, на бреющем вывернув из-за караульных, стремительно пронеслось полдюжины шумилок с привязанными к сёдлам чучелами. Туча разноцветных стрел взметнулась над вскинувшим самострелы кружком. Зрители одобрительно засвистели, пугая шумилок: ни одна ярко окрашенная стрела не прошла мимо цели. Потом беспристрастно будет подсчитано, сколько стрел каждого цвета вонзилось в каждое чучело и в какую именно его часть. Засчитывались лишь те попадания, что были бы смертельны для взаправдашнего противника. А пока первая, самая простая, на первый взгляд, часть испытаний была закончена, самострелы отложены, и шесть пар с мечами в руках подошли к мастеру Цангу тянуть жребий – кому за кем биться. Вытянув жребий, быстренько присягнули на честность ведения испытательного боя, собственно, единственное отличие которого от настоящего заключалась в том, чтоб не калечить, не убивать нарочно – разве что случайно, по неосторожности…