Книги

Последние врата

22
18
20
22
24
26
28
30

– Серой маске – последней досталось. Поди, специально морозит, и бойца-то ей, глянь, какого здоровенного откопал, дай волю – мастера б выставил, чтоб уж наверняка, – побежал шепоток по топтавшимся вдоль частокола рядам.

На помосте же коварных намерений Цанга не обсуждали, а торопились заключить споры до боя, причём на серого ученика ставили не меньше, чем на прочих. Порядок был прост: по колоколу пара сходилась на круг, бралась за мечи и билась на мечах, по колоколу те мечи отбрасывала и схватывалась в рукопашную – до тех пор, пока тот же сигнал не возвещал выхода следующей пары. Перерыва не делалось. По исходе всех схваток выносился вердикт – оглашали цвета удостоившихся Меча. До и после своего выхода можно было болеть за соучеников или молиться своим берегиням, глазеть на чужие бои или зализывать полученные раны – кому что больше нравится.

Яромира украдкой изучала своего противника. Едва скользнув по ней равнодушным взглядом, он отвернулся, всей, казалось, спиной выражая презрение, и замер, наблюдая за бьющимися парами, неподвижно, – только под удары колокола мускулы его напрягались в традиционной для дозорных ухов разминке. Не знай чуха точно, что все шесть витязей – тоже из чухов, не будь он крепкого, несвойственного даже рослым ухам, сложения, она готова была бы поклясться, что боец кажется ей страшно знакомым, будто это – сам Элт из её родного Терема или кто иной из его же дозора, кого она почему-то ну никак не может припомнить. Чепуха, конечно. Петулия сказала: каратель. А те стояли на Чуре и никогда ни в Терем, ни тем более сюда не заворачивали.

"Без оберега-то в рукопашной туго придётся, ой как туго", – неотвязно лезло в голову. Пока каратель не ожил, вытаскивая меч, и не двинул на круг. Теперь об обереге лучше было не думать.

Легохонько звякнули мечи – боец, по правилам приглашая к бою, тронул остриём её лезвие, отступил, ждал нападения. Но нападать она не спешила – к чему понапрасну биться об эту скалу, перед которой будто сама по себе будет вращаться мощная кисть с мечом… Нет, пусть начнёт бой он – скалой она не встанет, конечно, но отражать удары – бабкины утюги тоже не зря эти годы тягала… Покружили лицом к лицу. Витязь передёрнул плечами и сделал первый выпад. Нехитрый такой пробный выпад. Яромира отбила удар таким же скромным ученическим приемом. Но уже отклоненное было лезвие, мгновенно развернулось и, нацелившись в её лицо, опять устремилось вперёд, – соскользнув по спешно выброшенному навстречу в защите мечу, пронеслось почти над самой ее головой. Чуха уклонилась, успевая увернуться от удара, поспешно рубанула снизу. Тут же укорила себя за горячность. Витязь с места не сдвинулся, только лезвие его меча описало полукруг и не отбило даже – лениво отклонило контратаку. Покружили ещё, поигрывая клинками. Мечи несколько раз быстро и яростно прошлись друг по другу, высекая искры. Над ристалищем пронёсся легкий гул – зрители выражали недовольство учеником и советовали карателю прикончить дурака. Боец, обеими руками ухватив рукоять, наступал, заставляя то пятиться, уворачиваясь, то кланяться его мечу, оголяя спину, неловко отмахиваться снизу из неудобных поклонов. Но, прежде чем меч карателя опускался на незащищенную спину Яромиры, она уже выпрямлялась в защитную стойку, отбивая чужой кровожаждущий клинок.

Наконец, витязь неспешно шагнул в сторону, будто давая ей передышку, но вдруг резко, с разворота, в коварном выпаде – правой, наотмашь – взмахнул мечом. Тяжелое лезвие со свистом вспороло воздух и непременно рассекло бы всё, что оказалось у него на пути к сердцу чухи. Но Яромира, не веря в возможность роздыха, вовремя сделала спасительный шаг назад, и, забыв осторожность, нетерпеливо занося меч, в свою очередь прыгнула вперед.

По всем здравым соображениям, и от такого выпада тоже невозможно было уклониться. Каким бы приёмом ни встречал витязь такой удар, в любом случае, какая-то часть тела на миг оказывалась беззащитна, а миг для опытного бойца – время немалое, противнику смертельное… На помостах запривставали, чтобы лучше видеть, как серый ученик успеет поймать этот миг. Меч был нацелен точно. Еще мгновение – и каратель недостойно отступит, перевес будет за учеником…

Но витязь уже перебросил меч из руки в руку, увернулся змеёй и тем же обводным, прежним, но теперь будто отражённым в зеркале, приёмом отбил отчаянный удар. Чуха едва удержалась на ногах. Стон дрожащего лезвия больно отдавался в ладонях, крепко сжимавших рукоять. Пошатнувшийся было витязь отступил назад с достоинством, перемахивая меч обратно в правую руку, и немедленно обрушил на дерзкого ученика град ударов. Голубоватое лезвие, готовое ужалить, то летало менее чем в вершке от лица Яромиры, то задевало и всё чаще царапало её плечи и грудь, – витязь явно решил измотать своего мелкого противника и тем закончить поединок. Бойцы кружили лицом друг к другу, ровным тонким кузнечным перестуком звенели сталкивающиеся мечи. Когда за спиной витязя в пятый раз показались судейские столы, чуха изнемогла. Она несколько раз попыталась прорваться, но каратель лениво отбивал атаку, и снова и снова в изматывающем ритме смертельного танца грозно надвигался его клинок. Ей оставалось надеяться только на свою выносливость.

Витязь невозмутимо продолжал наступать – правила были на его стороне, и он это знал. Ученик чудом держался. Время колоколу. Среди зрителей понесся неодобрительный шепоток. Поглядывали на мастера Цанга – тот сидел с непроницаемым лицом.

Наконец, чухе показалось, что натиск витязя ослабел – ей очень хотелось верить, что и он начал уставать. Сама же она, хоть давно не чуяла рук и ног, старалась размахивать мечом с прежней сноровкой. Только соображать, открылось ли у нее второе дыхание, Петулия ли, всем законам вопреки, поколдовала-таки над ристалищем, бабкин ли дар хранил от погибели, – уже не было сил, она просто тупо отбивала удары. Витязь, видимо, тоже почувствовал, что устает, и перешел с изматывающей тактики на резкие, внезапные выпады, от которых даже ловкому противнику нелегко уйти. Чуха вся взмокла, уворачиваясь от них и отчаянно боясь одного – оскользнуться или оступиться. Улучив момент, она даже попыталась было провести свой выпад, в призрачной надежде выбить меч из рук притомившегося противника. Однако всевидящий мастер Цанг взмахнул рукой, и тотчас над ристалищем разнесся звон колокола.

Витязь отшвырнул меч и без остановки пошел на Яромиру. Она, в глубине души надеясь на короткую передышку, попятилась от неожиданности, но тоже отбросила меч и приняла боевую защитную стойку. На нападение теперь и сил-то не было – достало б их на то, чтоб выжить… В висках с биением крови шумело одно – не подпускать, продержаться! Витязь, делая обманные движения, сыпал резкими злыми ударами. Яромира перехватывала их, машинально проводя защитные блоки. То уворачивалась, то приседала, то перебрасывала соперника через себя, то сама перелетала через него, больно приземляясь и задыхаясь от пропущенных ударов. Отступала, пятясь от сильных цепких рук, кляня местами присохший, местами липкий, раздирающий свежие глубокие порезы нательник и елозящую по глазам шершавую маску, и до смертного ужаса боялась захвата в этот момент. Наконец, один лишь раз такой захват почти удался карателю – Яромира света невзвидела. Выворачивая свои и чужие суставы до изумления, жестоко тревожа кровоточащие раны, избавилась-таки от удавки чужих рук, превозмогая боль, провела один из ларовых приёмов, – под противный хруст то ли костей, то ли пластин доспехов – своих ли, чужих ли – в яростном пылу не разобрать… Дрожа каждой клеточкой от напряжения, удержала за собой болевой защитный блок, но и витязь тоже сумел врезать ей по голени – дьявольски нестерпимо. Чуха пошатнулась от боли, не сдержав тонкого взвизга – он встретил локтем ее солнечное сплетение. Задохнулась, извернулась, перехватила страшную руку, ломая приёмом до тех пор, пока и он не заскрипел зубами от боли, не опустил голову. Тогда коротко и зло – из последних сил – ударила по склонённой мощной шее. Витязь обмяк и, увлекая её за собой, рухнул, ничком уткнувшись в холодную твердь ристалища. Яромира хотела подняться с колен, помахать своей восторженно ревущей дурными голосами дюжине, всем тем, кто болел за нее, увидеть вытянутое лицо посрамленного мастера Цанга, – но в глазах у нее потемнело, рёв голосов уплыл за частоколы, глухо увязнув там в толще сугробов, земля покачнулась, поднялась, мягко ударила ее по лицу.

Спустя мгновение на ристалище хлопотало с полдюжины целителей, обступивших бесчувственные тела бойцов, толклись омы с носилками, мельтешили, наводя порядок, два распорядителя, водворяя на места нескольких самых пылких зрителей, что ломились к судейским столам…

Не было еще в истории учебных гвардейских ристалищ случая, чтобы ученик довёл витязя до беспамятства. Продержался б до колокола – и хватит, молодец, достоин… Вот, то, что ученик полёг – это было правильно, верно: пусть и держался хорошо, славно, Меч выстояв, но и свалился, как должно. Витязи же, хоть и частенько крепко битые соискателями Меча, с ристалищ уходили своими ногами. А это ж было – ни в какие ворота, возмутительно это было – витязя с учебного ристалища выносить… "Ах, ах, какой приём!.." "Ой, ой, как отомстит!.." И тут же били по рукам в новом споре.

В гуле вердикт с перечислением всех шести цветов удостоившихся Меча соискателей был почти не слышен.

3.

Венценосной чине, да упрочится благосостояние её, нездоровилось.

Не так давно воротилась она из догляда – по гладкому санному пути объехала все самые знатные подворья своих владений. Того требовали, конечно, донесения из порубежной Крепости, куда так страстно рвалось её сердце, но которую пришлось посетить чуть ли не самой последней. Державные дела – стараниями Собора и дружин – шли неплохо: воины и маги бдели, храня земли, традиции и славу венценосного дома, цеховики и поселяне трудились, достаток его приумножая и упрочая в Мире имена владетелей своих…

Да что там неплохо – всё было замечательно! Особенно – в Порубежье, где она пожелала задержаться, дожидаясь весны. Аргус, сердцеед вкрадчивый, сильный, нетерпеливый, встретил – нежнее некуда. А ревнив-то, лапушка: молодых витязей тут же с глаз долой в дальние дозоры услал – опять не успела диво это, Золотого Локка, разглядеть толком… Но всадник его красив, ой, как красив – глазами так и ожёг…

Вызвать бы надо, познакомиться поближе, приветить…

Куда там – привечать… Волнами накатывалась липкая дурнота, теснило грудь.