Делиться с подросшей дочерью Приграничьем она теперь тоже не собиралась, а вот помочь ей ухватить в Заграничье – а, может, и в самом Межгранье – какое-нибудь увесистое владение… Капище Сварога должно было стать для Петулии крайне полезной ступенькой к вершинам, которые предназначала ей заботливая чина. Самые влиятельные люди Межгранья были взращены колдунами капища. Этой осенью набирал себе новых учеников сам Тимус, и лучшего наставника для многообещающей чомы и придумать было невозможно. Как невозможно было придумать лучшего предлога для пристойного удаления неожиданной соперницы.

Петулия упросила владетельную чину разрешить какое-нибудь учение и для подружки, хотя дочери работяг подворья обычно на большее, чем работа в рукодельнях и мастерских, не претендовали, да и не годились. Чина дала добро на обучение Яромиры золотошвейному мастерству, но Лар, отчего-то весьма кстати случившийся при разговоре, добился включения своей ученицы в число подлежащих интеллектуальному отбору, сам подготовил любимицу к тройным испытаниям, а потом, когда те были успешно пройдены, настоял на её допуске к четвёртому кругу – вместе со всеми. Так что теперь Яромира ехала с Петулией учиться: с утра – в классе, а с обеда – в золототканых мастерских при капище Сварога близ Межгранья.

Как только последняя застава скрылась из виду за последним тенистым леском, и потянулись пустоши, как бородавками, усыпанные мелкими холмами с пучками чахлой растительности, Лар натянул поводья:

– Тормози, детка! Да слезай, слезай! Пусть они вон в леске попасутся, а у нас с тобой серьёзный разговор будет. И сама не спи, разомнись! И сними ты, наконец, с шеи эту дурацкую связку с клубочками! Хороша ты будешь с ними в шестой позиции!

Лар спешился, стянул с седла сонную чуху, принял от неё поводья и повёл шумилок от тракта к опушке, приговаривая на ходу:

– Больше нигде у нас с тобой, понимаешь, случая такого не представится. Прежде-то не хотелось тебе так рано голову этим забивать, но, вишь, так быстро твоё учение, а главное, отъезд, устроились, что не могу я тебя не вразумить перед выходом в большой Мир. Так? Но дома не до того было, а у Столпа и подавно некогда будет…

Лар на ходу метким накидом перехлестнул поводья на крепком суку, круто повернулся к спотыкающейся и что-то недовольно бурчащей Яромире – она чуть не ткнулась носом в нагрудник его дорожного доспеха:

– Ты вот в Заграничье едешь, без малого в Межгранье! И что, у тебя только рукоделье на уме, и нет ко мне никаких вопросов? А?

– Есть, наверное, я не додумала ещё.

– А если есть, так ты что, считаешь, что у тебя время на додумывание их будет или что кто-то лучше меня их растолкует?

– Да ничего я не считаю… Что стало-то?

– А то и стало, что ты теперь – мои глаза и уши в стане врага, и спать тебе или с клубочками возиться не положено! А думать тебе положено. Причём самостоятельно. И, моли берегинь, чтоб с возникшими вопросами не повело тебя к подруженьке твоей, владетельной Петечке!

– Я и так с ней почти не вижусь, а она за меня чину просила.

Лар вдруг рассердился:

– Нет, ты только на неё посмотри! Смехопанорама для тех, кто не спит, детсад, ясельная группа… Это я за тебя просил! Я. И на круги вывел. А она для тебя выпросила высокую честь пожизненно золотом вышивать ей трусы, пока она вертит судьбами Мира. Я тебе что про классовую борьбу рассказывал?

– Почему обязательно трусы? Все стяги вышивают, боевые плащи… Зачем ей золотые…

Яромира осеклась под бешеным взглядом Лара. Он шумно, с присвистом вздохнул, приставил пальцы к вискам, зажмурился, сморщился, и девочка поняла, что ляпнула наставнику такую непростительную чушь, от которой впору поворачивать обратно в Терем, в младшую рукодельню к плетильным крючкам, ибо недостойна высокого звания его ученицы. Однако и от Петулии, от их дружбы, так беспощадно развенчанной сейчас всего парой едких слов, отрекаться не хотела:

– Но ведь мне же она не враг, – запальчиво начала она, Лар только воздел глаза горе, выразительно мотнув головой, будто призывал небо в свидетели столь небывалому проявлению человеческой глупости, – нет, ну мы же с ней вот с такусенького дружим, она же за мной даже на башню…

Лар перестал тереть виски, и Яромира растерянно замолчала, медленно заливаясь краской. Старшина вздохнул:

– В общем-то, ничего для себя неожиданного в этом лепете я не слышу. Надеюсь, что никому другому, кроме меня, ты больше никогда не станешь так необдуманно, с перепугу, выбалтывать свои секреты?