Яромира понуро кивнула. Он отечески положил ей руку на плечо:

– Я только хочу уточнить, детка, чтоб ты слишком не казнилась, что на башню твоя подружка шла не за тобой. Надо ли говорить, за кем?

Оба помолчали.

– А что дружили вы с такусенького, мне ли не знать! Ни к чему нам с тобой начинать серьёзный разговор с размолвки, но мне шибко обидно видеть, как ты на пороге больших свершений расслабилась и вообразила, что в жизни нет ничего более важного, чем вышивание чужих боевых плащей. Ты этих будущих витязей на первой же подсечке кладёшь, и для их же стягов свои победы и себя саму собираешься похоронить в мастерской? Ну уж нет, миленька моя, не позволю! Не для того едешь. Боевое задание даю. И изволь выслушать.

Лар очень хорошо знал самолюбивую девчонку. Эта струнка – стоять до победного – дрожала, казалось, в каждой её жилочке и много лет назад сразу привлекла внимание бравого старшины к незаметной девчушке, когда с дозорной башни он углядел привычную среди древенской малышни кучу-малу возле пруда. Маленькая чуха билась с тремя старшими девчонками за свою порушенную песочную крепость, которую искусно – по всем правилам фортификации – возводила целых два дня. Встрёпанная, расцарапанная до крови, отшвыриваемая в сторону, она раз за разом поднималась и бросалась в бой. До тех пор, пока старшие не махнули рукой на психованную малявку и не ушли с пруда. И только тогда несгибаемая чуха села у развалин своей крепости и громко заревела, как и положено обиженному ребёнку её лет. Сейчас Лар тоже не сомневался, что затронутая им самолюбивая струнка зазвенит в нужном ключе, и воспитанница воспримет всё сказанное ей так, как нужно ему, её учителю. А нужно ему на первых порах не так уж много – свой надёжный человек в Межгранье, а именно – в капище Сварога, на протяжении столетий известном как оплот высших магов Мира.

– Я слушаю!

Ишь, проняло. Выпрямилась, с ресниц сон стряхнула, клубочков золотой пряжи с шеи не сняла, но приосанилась в них как-то – пожалуй, и в бою не помешают… Лар вдруг отчётливо увидел, как повзрослела за этот год Яромира, как проступила сквозь детскую ещё угловатость её ранняя неброская девичья красота. Старшине вдруг стало неловко. За то что обращался с ней, как с мальчишкой, за то, что гнал в самое пекло, и за то, что не учёл именно этой красы.

"Девчонка ты, вот что плохо, – с неожиданной тоской подумал Лар. – От всякой напасти можно отбиться. А от того, что ты девица, как отобьёшься? Любой обидеть может. Я далеко, и владетельного приданного за тобой нет… Вот о чём с тобой в первую очередь говорить-то надо, если мать не успела… Да только и она, чувствую, промолчала, а я тебе и подавно этого не скажу. Принца этого осадил – уже ладно…"

Яромира его молчание расценила по-своему. Стянула с шеи ожерелье из клубочков, встала по стойке смирно.

– Ну, а коль слушаешь… Учиться лучше всех – раз! Ведь тебя оттуда мигом турнут – золотошвейкой, если сглупишь. И…

Лар решительно рубанул кулаком воздух:

– Получить Меч – два!!!

Яромира остолбенела.

– И нечего пялиться! Знаю, что женщин-витязей нет. Пока нет. Ты – первой будешь. По закону любой, кто прошёл все круги, получает Меч. Ты – пройдёшь! За тем и едешь. А на Петулию свою не надейся. Она – колдунья, ты – воин. Лучше держись от неё подальше. И никому не доверяй! Потому что, – старшина огляделся, понизил голос до шёпота, – от тебя теперь зависит, смогут ли твои мать с отцом уйти через Врата, как они того хотят, или нет…

Ему стало жаль побледневшую девчонку. Каково это – вдруг узнать, что родители твои, оказывается, подпали под вредоносное влияние старателей, а сам старшина и дорогой наставник их покрывает? Вздохнул и добавил:

– Так-то, девонька. Либо поможешь им, либо предашь. Вот с такой тайной и жить тебе теперь! Вижу, что поняла.

Лар прошёлся вокруг хрупающих шумилок, оправил и без того безукоризненно прилаженную сбрую, снял седельную сумку, вытащил свою любимую флягу, открыл, но не глотнул, а закрыл, потоптался между деревцами, выискивая удобное местечко, тяжело опустился на траву, похлопал широкой ладонью рядом с собой:

– Иди-ка, присядь, в ногах правды нет. Послушай, чего ещё скажу.

Яромира послушно присела рядышком, опять нацепила свои клубочки. Ну что ты будешь с ней делать? Дитё. Урок мироведения на полянке.

– Ты понимаешь, Ярик, здесь и раньше всё бывало на грани краха. Только кровопролитные войны смывали все трудности… Но войны становились всё страшнее, а страдания – мучительнее. Потому что мир беден, но переполнен колдовством, и приспособиться к такому миру непросто. Ты же уже знаешь, что, кроме рождения, в Мир попадают из Врат. Только маленькие дети входят в него беспрепятственно. А взрослые, только для того, чтобы остаться в живых, проходят две крутые препоны – Присягу и Отбор… Так вот недовольных всё больше, а возможностей удовлетворить их всё меньше. Да ещё цанги… Мироустройство, установленное здесь триста лет тому назад нашим с тобой премудрым другом Никтусом, было самым лучшим, что можно было тогда придумать. Немножко улеглись войны, расцвели хозяйства и науки. Сколько можно было народу пристроить к мирным и полезным делам – пристроилось. Сколько можно было добыть необходимого у здешней природы – добылось. Железо вот всё, до какого смогли доступиться, повыплавили… Леса, поля и, значит, еда пока есть. Но сейчас всё, что по ту сторону Врат скрепляется металлами и новейшими технологиями, здесь держится на дереве, на соплях, на честном слове, наконец. А пуще всего – на колдовских заклятьях магов. На их Соборе и покоится Мир. Они поделили между собой всё, понастроили крепостей, понасажали в них чин с дружинами и успокоились. Они уверены, что так будет всегда. Ну, в чём-то они, конечно, правы. Культ силы, жестокость, коварство… Запрет на Знания за пределами столицы, регуляция численности, чиновное уложение, облагающее налогами всё и вся: даже обыкновенный разбой на дорогах… До сих пор это мироустройство годилось всем. А если кто-то и пытался что-то изменить – маги без особых угрызений совести эту помеху устраняли, как, например, отца твоего нового знакомого…