Увидев его, я оживился — уж из этого-то гуся можно будет натопить сочного жира!

Но олигарх-коммунист оказался постным и тугим, словно мясо дикого зайца, он не отвечал на вопросы, а путано рассказывал о чем-то своем, сам веселился, упоминая неизвестных мне людей, перескакивал с темы на тему. И в процессе горделиво поглаживал усы, и правда фотогеничные, но сгубившие политическую карьеру хозяина.

После третьей попытки взломать броню его тупого самолюбования я сдался и беспомощно глянул на Вику.

— Спасибо, что нашли для нас время, — произнесла она с ледяной улыбкой дипломата, только что объявившего противоположной стороне о разрыве отношений и начале войны. — Это было информативно. Всего хорошего.

Мы выбрались из кабинета и зашагали к выходу, и тут же за столом, где собрались детские и взрослые литераторы, случился взрыв энтузиазма, и в пьяных воплях я различил собственное имя. Я торопливо шарахнулся назад, чтобы спрятаться за углом, скрыться с глаз пишущей братии.

— Вика, спаси меня! — взмолился я. — Я не хочу с ними ругаться! А мимо не пройти! Выведи отсюда! Вас же в вашей разведшколе учили таким трюкам!

— С чего ты взял, что я имею отношение к спецслужбам? — спросила она. — Но ладно. Тебя и правда надо спасать, похоже.

Она ушла, чтобы вернуться через пять минут и привести официантку.

Та смотрела на меня с очень странным выражением, я не мог его расшифровать, в глазах ее плясали лукавые чертики.

— Пойдемте за мной, — сказала она.

Мы нырнули в дверь с надписью «Только для персонала», миновали вход на кухню, откуда доносился стук ножей по разделочным доскам, бульканье многочисленных кастрюль с кипятком, и в клубах пара и дыма двигались люди в поварских колпаках. Узкий темный коридор закончился еще одной дверью, а за ней обнаружился спасительный пустой переулок.

— Спасибо, о добрая женщина, — прошептал я.

Официантка покосилась на меня, буквально вытолкнула нас наружу и захлопнула дверь.

— Впервые покидаю «Обломова» через задний проход. — Я облегченно вздохнул. — Кстати, что ты ей сказала?

— Ты точно хочешь знать?

Я кивком подтвердил, что намерения мои чисты и прочны, словно айсберг.

— Что там празднуют день рождения твоей жены, а ты хочешь удрать с любовницей. Обычное дело для писателей, разве нет?

Меня словно ударили по голове тяжелым пыльным мешком.

О, что за мир, где ложь требуется громоздить на ложь, чтобы в конечном итоге создать правду? О, что за люди, готовые ради собственного веселья погубить ближнего своего, утащить его с собой в чад кутежа и пучину убогого, но такого притягательного разврата?