— Ну, Борис Борисович — умный человек, — сказала Вика, и меня от этих слов перекорежило, хотя возразить я не мог: уж дураком наш пресветлый царь точно не был. — Понимает, что одной краской картину не рисуют. Должно быть и черное, и серое. Поэтому сочиняй, не бойся.

В голове у меня прозвучал баритон Посконного: «Я лучше тебя знаю, что нравится заказчику, а что нет».

— А на ТЗ можно взглянуть? — попросил я.

Вика тут же извлекла из сумочки копию подписанной мной бумаги.

Ну да, изобретать эпизоды запрещено, предлагать свои интерпретации запрещено… Только вот о запрете на негатив нет ни слова, как и о том, что мемуары должны быть хвалебными… А я был уверен, что там такое есть, что от меня требуется буквально житие святого, хоть и не отшельника!

И что делать? Писать как есть все равно нельзя — мало ли что говорит Вика.

— Много еще встреч? — осведомился я, возвращая ей ТЗ.

— Не поверишь, но последняя. Можно сейчас же поехать, можно на завтра перенести. Как скажешь.

— Давай сейчас.

Я не стал спрашивать, с кем нам предстоит общаться — я прозаик, не журналист, от людей устаю, мне бы сидеть в дупле посреди темного леса и сочинять, так что все эти лица и голоса начали сливаться в настоящую кашу, в которой уцелели отдельные яркие пятна, тот же Степан Матвеевич, швырнувший меня на пол борцовским приемом, или безумный историк, который забрызгал меня слюной и снабдил талмудом распечаток со своими выкладками.

Вика переговорила по телефону, и мы поехали.

— Неужели мы с писателем будем общаться? — спросил я, когда она припарковала красный «пежо» под вывеской ресторана «Обломов». — Тут наши часто собираются.

— Нет, не с писателем, — ответила Вика.

Эх, чего только не творилось в «Обломове» — и импровизированный конкурс стихов «Веселые Сиськи», и разборки между критиками, жалко, что не в грязи и не в октагоне, и попытки безденежных прозаиков удрать через окошко туалета, где первый же застрял и в таком виде, блеющий, от ужаса потерявший способность разговаривать, был изловлен охраной, и пьяные признания в любви, и обмывание новых книг, и неожиданные знакомства, когда приятные, а когда не очень; с чужим кулаком, врезавшимся тебе в нос, например.

Когда-то мы встретились тут с Баковой… Эх, славные были времена, наивные и простые, как пять копеек.

— Ээээ! Аааа! Наливааай! — обрушилось мне на уши, едва мы оказались внутри. — Штрафную! Штрафную!! Штрафную!!!

Меня схватили и поволокли куда-то, и я обнаружил себя перед столом, вокруг которого сидела толпа по большей части знакомых людей.

— Опоздал — пей! — заявил детский писатель Вася Зайчиков, в данный момент совсем не детский, я бы даже сказал, что двадцать один плюс, расхристанный, с галстуком на плече и прилипшим к бороде кружком копченой колбасы, который не иначе как особым божьим соизволением не падал на пол.

— Куда опоздал? — спросил я, и на некоторых физиономиях потрезвее возникло недоумение.

Как быстро выяснилось, праздновали день рождения Светки Усиковой, очень спортивной, шустрой и активной писательницы тоже для детей, и решили, что я тот самый гость, который нагло явился на тридцать минут позже.