Книги

Написать президента

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вы же погубили мой комп, блин! — рявкнул я. — Какой текст? Нет ничего! Все! Обманули! Пообещали спасение, а сами подсунули вирус!? Эх вы, и вы типа за свободу? Боретесь с ложью, да? Светлые лица и счастье для всех?

Она не в курсе про серебристый нетбук, что так и лежит под подушкой!

— Ради благородной цели можно и соврать. — Правильное, выхоленное лицо Шапоклякович слегка порозовело. — Слова — это оружие, и вы, Левушка, это хорошо знаете! Но я знаю, что вы спасли мемуары, что вы продолжаете над ними работать. Отдайте сами.

— Хрен вам! Никогда и ни за что! — Я скрутил парочку красноречивых фиг и помахал ими. — Ибо руки ваши осквернены кровью, и персты ваши — беззаконием; уста ваши говорят ложь, язык ваш произносит неправду! Надеются на пустое и говорят ложь, зачинают зло и рождают злодейство; высиживают змеиные яйца и ткут паутину; кто поест яиц их — умрет, а если раздавит — выползет ехидна!

— Да он с ума сошел, — сказал Шамсутдинов, которого как нехристя слегка передернуло, когда я цитировал Библию.

— Не думаю. — Шапоклякович смотрела на меня испытующе. — Вон его ноут! Возьмите!

— Нет, не дам! — Я ринулся к сумке, но Тельцов перехватил меня, вдавил в стенку мощным туловищем.

Я попытался дать ему по морде, но в руку мою вцепилась шипевшая как змея Гулина.

— Твааарь! Твааарь! — Слюна летела из ее оскаленного рта и жгла мне кожу там, где попадала на лицо.

«Ку-ку, мой мальчик!» — радостно восклицала под потолком давно и намертво отъехавшая крыша этой инфернальной дамочки.

Навалилась тошнота, силы закончились разом, показалось, что я не в номере «Лесной сказки», а в сыром подземелье под главным вавилонским храмом, где в изобилии веревки, молоты и клещи, огонь и вода, а также палачи, умеющие пользоваться всем этим.

— Тут даже пароля нет, — донесся из невероятной дали голос Шамсутдинова.

Ну точно, я не озаботился тем, чтобы его поставить — не до того было.

— Смотри последние текстовые файлы! Все подряд! — распорядилась Шапоклякович. — Называться может как угодно!

Я выплыл из сумрака, вернулся из древнего Междуречья в гнусную современность: Тельцов и Гулина держали меня, он топорщил усы, она скалилась, главлиттатарин Всея Руси щелкал клавишами, а Шапоклякович торчала у зеркала, словно Наполеон в центре расположения своих войск.

— Есть что-то про Навуходоносора и пророков Израиля, — с недоумением сообщил Шамсутдинов.

Я непроизвольно дернулся.

Странно, текст закончен, но по-прежнему зовет меня к себе, чего-то требует, беспокоит.

— А, это «Голем Вавилонский»! — Царь-критикесса махнула рукой. — Не то. Что еще?

— Ничего… ничего… — Теперь в голосе Шамсутдинова слышалась растерянность, и я с трудом сдерживался, чтобы не улыбнуться злорадно.