— Добавить ему? — спросил кто-то из тельчат.

— Нет, пока хватит. Оставьте его.

Чужие руки разжались, и я упал на пол, словно груда мокрого окровавленного тряпья.

— Можно я пойду? Можно? Можно? Тут без меня обойдутся! — зачастил Злобенко.

— Один пост в сети, хе, и ты будешь на его месте, — сказал Тельцов. — Понял?

Последовало согласное бормотание, щелчок закрывшейся двери, и я остался один.

Башка трещала, ломило висок, жаловалась на жизнь левая бровь, саднили губы, дергало ребра и позвоночник, нытьем и колотьем давали знать о себе те места на спине, куда пришлись пинки. Я копошился, пытаясь встать, словно побывавший в детских руках паук, медленно вспоминающий, как пользоваться сначала одной помятой ногой, потом другой, третьей и так до седьмой, поскольку восьмую оторвали.

Мне удалось подняться, цепляясь за стул, и несколько минут я приходил в себя.

Потом убедился, что в номере никого, и двинулся к кровати, до которой было-то всего два шага — расстояние, если тебя отделали добрые писатели-идеалисты, борцы за свободу. Сунутая под подушку рука нащупала гладкую холодную поверхность, и серебристый нетбук блеснул в дневном свете.

Плевать, что со мной творят, но я должен сделать эту работу, сдать ее в срок.

Я сунул прибор под рубашку, за ремень, и заковылял в сторону ванной.

— Чего тут? — Входная дверь открылась, в щели показалась рыжеватая бородка Паши. — Куда?

— Умыться. — Я провел рукой по лицу и показал ему измазанную в крови ладонь.

В туалете есть задвижка, и засевшего там человека невозможно застать врасплох. Плюс там есть розетка, а это значит, что можно воткнуть зарядку, там есть унитаз, и на него можно сесть, и есть свет… а в дырку под душевой кабиной, там, где у стены отошла пластиковая панель, как раз влезет тот самый нетбук, что упирается сейчас мне в брюхо.

Этим уродам я его не отдам.

А рано или поздно до меня доберется Вика, и я скажу ей, где искать.

— Ладно, иди, — буркнул Паша.

Хорошо иметь дело с дилетантами.

А мы, писатели, на самом деле профессиональные дилетанты, мы умеем только выкапывать содержимое душ человеческих и раскладывать по кучкам, чтобы все могли посмотреть — это вот красиво и восхитительно, это отвратительно и ужасно, а это вообще не пойми что такое и на что годится, но и оно в нас имеется; и поняли, какие чувства по поводу всего этого испытывать.