Уныша бо градомъ забралы. Забралы городских стен — это их верхняя часть, переходы, где сосредоточивались защитники во время осады. В более узком значении — это бруствер, защищавший находившихся наверху стен воинов. „Наверху стены делался помост, огражденный с внешней стороны «заборолами» — бруствером. «Заборола» были иногда рубленые, иногда тесовые; так, в 1097 г. князь Мстислав, будучи в осаде в городе Владимире Волынском, «внезапу ударен бысть под пазуху стрелою на заборолех сквозе доску скважнею и сведоша ѝ, на ту нощь умре»“ (История культуры древней Руси, т. I. М. — Л., 1948, стр. 451). Забралы были своего рода общественными местами. Здесь собирался народ, встречая или провожая князя. С забрал велись переговоры с неприятелем. Горожане Городны при взятии неприятелем городской башни стояли на забралах: „и страх же велик и ужасть паде на городе, и быша аки мертве стояще на заборолех города“ (Ипатьевская летопись под 1278 г.). Отсюда ясно, что выражение „уныша
148
въ Киевѣ на горахъ. Выражение это „въ Киевѣ на горахъ“ было, повидимому, обычным, часто употребляющимся (ср. в Ипатьевской летописи под 1193 г. о дочери Ростислава Рюриковича Ефросинье Измарагд: „и взяста ю̀ к деду и к бабе, и тако воспитана бысть в Кыеве на горах“).
149
синее вино съ трудомъ смѣшено. О значении слова „труд“, „трудный“ см. выше (стр. 376). В данном случае слово „труд“ означает „скорбь“, „болезнь“.
150
тльковинъ. Слово „тлъковинъ“ встречается и в „Повести временных лет“ под 907 г. в перечислении народностей, но значение его неясно („Поя [Олег] множество варяг, и словен, и чюдь, и кривичи, и мерю, и деревляны, радимичи, и поляны, и северо, и вятичи, и хорваты, и дулебы, и тиверци, яже суть толковины“, Лаврентьевская летопись). В. М. Истрин предполагает, что „тлъковины“ — переводчики, набиравшиеся из пограничных народов, знавших кроме своего языка и язык соседей (поэтому-то ближайшее к Византии восточно-славянское племя и названо „толковинами“). Другие исследователи видят в „толковинах“ союзников, подручников, данников. Материала для окончательного решения этого вопроса недостаточно. Однако, как бы мы ни колебались в определении точного значения слова „тльковины“, значение всего выражения „Слова о полку Игореве“ „поганые тлъковины“ ясно: и в том, и в другом значении под ними могли разуметься только те степняки, которые под именем „своих поганых“ (торки, берендеи, ковуи и т. д.) садились в пределах русских княжеств, служа русским — и союзниками против „диких“ половцев, и переводчиками. Не имеет ли в таком случае эпизод с этими „тлъковинами“ во сне Святослава символического значения? Не намекает ли крупный жемчуг (символ слез в народных повериях), который сыпют на грудь Святославу из колчанов этих „поганыхъ тлъковинъ“, на те слезы, которые пролил Святослав, узнав о пленении Игоря? Причиной этого пленения было бегство „поганыхъ тлъковинъ“ — ковуев Ярослава — с поля битвы.
151
великый женчюгь. Жемчуг в народных повериях часто выступает как символ слез:
Ср. в летописи: „Бе видети слезы его.., яко женчюжная зерна“ (Ипатьевская летопись под 1169 г.).
152
безъ кнѣса. „Кнѣс“ — князек, т. е. перекладина, на которой сходятся стропила крыши, или „матица“, на которой держатся доски потолка. Отмечая, что „уже дьскы безъ кнѣса в моемъ теремѣ златовръсѣмъ“,Святослав, повидимому, имеет в виду обряд похорон. В древней Руси покойников выносили из дому через отверстие в крыше. Этот обряд — пережиток представлений языческого времени: покойника выносили из дому так запутано, чтобы „душа“ его не нашла назад в дом дорогу, иначе она станет, по поверью, вредить людям. В „Повести временных лет“ под 1015 г. так описываются похороны Владимира Святославича Киевского: „ночью же межю двема клетми проимавше помост (потолок, —
153
бусови врани възграяху. „Бусые“ вороны — серо-дымчатые (В. Даль. Толковый словарь). „Серые вороны собираются в местах их массовых ночевок, издавая неприятное карканье, тогда как черные вороны не собираются на ночевках в стаи, и ночного «граяния» их не бывает“ (Н. В. Шарлемань. Из реального комментария к Слову о полку Игореве. Труды Отдела древнерусской литературы, VI, М. — Л., 1949, стр. 114). И в данном случае, следовательно, автор „Слова“ выступает как тонкий наблюдатель природы; он отмечает, что „граяли“ именно серые вороны, а не черные. Поправка некоторых комментаторов (М. Максимовича, Ф. Буслаева) на „бѣсови“ не вызвана необходимостью.
154
У Плѣсньска. Вряд ли здесь разумеется Плесеньск — город в Галицком княжестве, скорее это какая-то местность под Киевом. Н. В. Шарлемань пишет: „По моему убеждению, Плесенск был там, где в середине XIX ст. была Плоская часть. Народ называл эти урочища Плоска или Плиска, очевидно, потому, что здесь холмы носили характер плоскогорья: на вершинах их были большие ровные пространства. Урочищ Плоских или Плиских вокруг Киева к нашему времени сохранилось немало. По Глубочице в древности было два вала: верхний и нижний валы. Эти названия существуют и в последнее время“ (Н. В. Шарлемань. „Дебрь Кисаня“. Сб. „Слово о полку Игореве“, М. — Л., 1950).
155
на болони. „Болоние“ — свободное пространство перед городскими стенами, оставляемое обычно без застройки, чтобы оно могло простреливаться с городских стен.
156
Всю нощь съ вечера бусови врани възграяху у Плѣсньска, на болони бѣша дебрь кияня, и несошася къ синему морю. Исправление „дебрь кияня“ вм. „дебрь Кисаню“ издания 1800 г. и Екатерининской копии палеографически оправдано: йотированное