Струве счел эти условия весьма обременительными: количество отпускаемого в кредит вооружения и боеприпасов составляло менее одной десятой запрошенного, тогда как остальные девять десятых должны были оплачиваться наличными. В то же время значительная часть выручки, которую предполагалось получить от экспорта (в состав экспортных товаров был оптимистично включен уголь, который на самом деле импортировался в Крым, «пожирая», по выражению Маклакова, валюту), должна была пойти на уплату старых долгов.

Кривошеин после совещания с Бернацким решил не оспаривать, вопреки рекомендациям Струве, условия предложенного французами контракта. «Согласитесь [на] все условия, лишь бы получить возможность немедленного распоряжения кредитом до 100 000 000 франков. Без такого кредита положение становится безвыходным», — телеграфировал он в Париж. Единственным условием, которое выдвигал глава правительства, была непрерывность поставок военного снаряжения «вне зависимости от прибытия экспортируемых товаров».

Воспользоваться этим кредитом правительство Юга России не успело.

В конце октября возникла возможность получить заем в размере около 100 млн фр. у группы русских нефтепромышленников и финансистов во главе с Н. X. Денисовым, председателем Российского финансового и торгово-промышленного союза в Париже. Заем должен был быть погашен за счет экспорта зерна, причем предприниматели были готовы предоставить аванс в 20 млн фр. сразу по подписании договора. Остальная сумма должна была предоставляться частями по мере вывоза 10 млн пудов зерна. Переговоры от имени врангелевского правительства вел все тот же Струве. Миллион франков Денисов передал ему еще до подписания бумаг.

Однако не прошло и трех дней, как Парижа достигла тревожная весть об отходе Русской армии из Северной Таврии. Министр иностранных дел узнал об этом из сообщения французского новостного агентства. «Необходимо немедленно телеграфировать мне в какой мере верна телеграмма Гаваса о нашем отступлении за Перекоп. Я должен знать действительную обстановку», — запрашивал Струве Севастополь 2 ноября 1920 года. Несмотря на то что точность информации агентства «Гавас» подтвердилась, Струве на следующий день отправил Кривошеину две телеграммы. В одной он в следующих выражениях просил подтвердить «немедленно» сделку с Денисовым: «Правительство Юга России подтверждает заключенный Вами с Денисовым третьего ноября сего года договор поставки десяти миллионов пудов зерна на всех без изъятия условиях». В другой, конфиденциальной, Струве разъяснял: «Немедленное подтверждение сделки с Денисовым необходимо. В противном случае получение аванса в двадцать миллионов франков станет невозможным вследствие изменившейся военной обстановки».

Суть дела была в том, что сделка заключалась под гарантию поставок зерна из Северной Таврии, которую только что оставили врангелевские войска. Кардинальное изменение ситуации не остановило Кривошеина. 5 ноября он сообщил Струве, что его полномочия на заключение займа подтверждены Врангелем. «Для Вашего сведения сообщаю, что Главнокомандующий, вполне учитывая неблагоприятные политические и экономические последствия отхода, находит, что военное положение армии таким образом значительно укрепляется и дает возможность в ближайшем времени завершения ряда новых операций».

В отличие от Кривошеина Врангель знал, что единственной новой операцией, которую проведут его войска, будет эвакуация. И шел на сознательный обман, не видя особого греха в том, чтобы «облегчить» окопавшихся в Париже буржуев на несколько миллионов франков.

Телеграмма, подтверждающая поставки 10 млн пудов зерна, так и не была отправлена, тем не менее Струве успел получить от Денисова 5 млн фр. А через день пришла телеграмма, в которой говорилось, что Главнокомандующий решил «оставить Сиваш-Перекопскую линию и отвести войска к портам Крыма для посадки на суда».

Маклаков, посетивший Крым в сентябре 1920 года, писал: «…Здесь, если смотреть хладнокровно, мы находимся накануне катастрофы. Можно ясно представить тот день и час, когда никаких денег в распоряжении Врангеля не останется и мы взлетим на воздух».

Однако финансовой катастрофы не произошло — потому что раньше случилась военная.

Глава 5. СОВЕТ ПОСЛОВ, ВРАНГЕЛЬ И ЗЕМГОР

«ЧТО ДЕЛАТЬ ПОСЛЕ КРЫМСКОЙ КАТАСТРОФЫ?»

Крымская катастрофа стала совершенно неожиданной для большинства российских дипломатов, которых военные заверяли в неприступности перекопских укреплений. Красная армия начала штурм 8 ноября 1920 года, а уже 12 ноября глава врангелевского правительства А. В. Кривошеин телеграфировал из Константинополя находившемуся в Париже П. Б. Струве:

…От имени главнокомандующего поручаю вам передать французскому правительству, что он просит Францию принять на себя спасение жизни нескольких десятков тысяч людей, борющихся за общее дело против тирании и беззакония и ныне лишенных родины и крова. Он надеется, что в пределах Франции окажется возможным дать не только приют для беженцев, но и пристанище для армии… Кроме того генерал Врангель надеется, что Франция окажет нам свое энергичное содействие к размещению остальных беженцев в других странах… Предложите Бахметеву и Миллеру в Токио срочно перевести возможно большую сумму на содержание беженцев. Перевод должен быть сделан в условиях, обеспечивающих действительное получение денег.

Телеграмма Кривошеина потрясла «русский Париж», и даже верный Струве поначалу не понял, что «Белый Крым» — кончился, а с ним закончилось и Белое движение. Он немедленно телеграфировал Главкому: «Внезапность принятого решения об эвакуации Крыма здесь поражает. В этом усматривают не столько невозможность, сколько нежелание сопротивляться, и это подрывает почву у всякой поддержки и даже сочувствия. Рассчитывать на эвакуацию в предположенном размере невозможно». Струве еще не подозревал, что речь идет на самом деле об эвакуации не нескольких десятков тысяч, как сообщал Кривошеин, а почти полутораста тысяч человек. «Самым реальным исходом представляется здесь продолжение борьбы при известной поддержке французского флота и при эвакуации некоторых наиболее слабых и угрожаемых элементов».

Ответил ему не Врангель, который находился в море где-то между Севастополем и Константинополем, а Кривошеин:

Катастрофа произошла. Советы запоздали. Военная борьба в Крыму признана безнадежной. Нужна срочная помощь раненым и неповинным беженцам вне всяких задач будущей политики. Объявите эту гуманную мысль открыто, просите не теряя времени поддержки Держав и помощи Красных Крестов всех стран для спасения от неминуемой гибели многих тысяч людей. В этом сейчас наша первая общая обязанность.

Впрочем, дипломаты начали действовать в этом направлении еще до получения этой телеграммы.

Маклаков информировал Константинополь (ставший на некоторое время резиденцией части врангелевского правительства), что французское правительство дало «своим военным и морским властям инструкции оказать все возможное содействие эвакуации гражданских и военных элементов, наиболее угрожаемых». Русские дипломаты обратились также к британскому, американскому и итальянскому правительствам.

Из Крыма были эвакуированы 145 693 человека, не считая судовых команд. Это было самое крупное пополнение «России за рубежом». Эвакуация была подготовлена блестяще, она разительно отличалась от случившегося в марте 1920 года: Врангель учел уроки Новороссийска. Он верно оценил военное положение: сопротивление при подавляющем превосходстве противника было бесполезным и завершилось бы скорее всего массовой резней. Последовавшее истребление оставшихся в Крыму офицеров явилось тому лучшим доказательством. Но, прекрасно подготовленная технически, эвакуация была слабо обеспечена финансово и совсем никак — дипломатически.