ПРИШЕСТВИЕ ВРАНГЕЛЯ
22 марта (4 апреля) 1920 года генерал Деникин подал в отставку и передал верховное командование генералу Врангелю. Свершилось чудо: в разложившейся армии был наведен порядок, и она начала наносить большевикам чувствительные удары; правительство, контролировавшее только Таврическую губернию бывшей Российской империи, добилось того, что не удалось ни Колчаку, ни Деникину, — признания де-факто Францией, одной из великих держав; наконец начались аграрная реформа и реформа местного самоуправления.
Одним из первых документов, подписанных Врангелем после прихода к власти, стало удостоверение, уполномочивавшее начальника Управления финансов Вооруженных сил Юга России М. В. Бернацкого «распоряжаться всеми денежными средствами и прочим казенным имуществом, находящимся за границей».
Врангель, контролировавший лишь Крымский полуостров с его ограниченными материальными ресурсами, нуждался в заграничном снабжении более, чем кто-либо другой из вождей Белого движения. Его надежды были связаны прежде всего с получением заграничных денежных средств, оставшихся от правительств Колчака и Деникина. Однако получить их оказалось непросто. «Политическая физиономия» Врангеля была неясна; в либерально-демократических кругах его считали реакционером, монархистом и германофилом. Неясно было также, насколько прочны его позиции в военном отношении и не последует ли вслед за новороссийской катастрофой Деникина крымская катастрофа Врангеля.
«Кадровая политика» Врангеля — в том числе увольнение Сазонова и назначение на его место дилетанта в дипломатии П. Б. Струве, увольнение посланника в Константинополе А. И. Щербатского с одновременным назначением представителем командования в этом важнейшем для врангелевского Крыма пункте генерала А. С. Лукомского, вообще неясность намерений Врангеля — вызывала настороженность «русского Парижа».
К тому же Врангель считал, что после увольнения Сазонова, деятельность которого он оценивал крайне скептически, существование Делегации теряло смысл. Ему не импонировали «общественные деятели», входившие в состав Делегации; он телеграфировал послу в Париже, что «в дальнейшем все сношения будут вестись исключительно через него одного». Приказы Врангеля поначалу не возымели действия. Сазонова не перестали считать министром, а Делегация не собиралась самораспускаться.
«Вся эта серия мероприятий вызывает только недоумение, — воспроизводил первые впечатления русских парижан о новом Главкоме Нольде. — Пока в Париже ограничились только тем, что запросили юг, собираются ли там бороться с большевиками, и от ответа поставили в зависимость отношение ко всем частным „актам власти"».
Бывшему деникинскому министру финансов Бернацкому вместе со Струве пришлось если не «усмирять», то убеждать «русских парижан» признать крымскую власть. Без этого невозможно было получить доступ к российским деньгам за границей, тем более что Бернацкий имел смутное представление о суммах, находившихся на счетах финансовых агентов и дипломатических представителей за рубежом. Выяснить это путем переписки не представлялось возможным: связь была крайне ненадежна и медленна. Оставался единственный выход — отправиться в Европу, чтобы попытаться взять под свой контроль стремительно мелеющие «финансовые потоки». Еще одной задачей было централизовать распоряжение российскими деньгами и имуществом за границей, сосредоточить их по возможности в одних руках.
Бернацкий прибыл в Париж в мае 1920 года. Встретили его поначалу настороженно. Одним из последних своих распоряжений генерал Деникин уволил всех членов Южнорусского правительства за исключением Бернацкого, «оставленного для производства ликвидации». «Уезжая из Крыма, генерал Деникин был в уверенности, что Бернацкий не согласится остаться на посту при бароне Врангеле», — пересказал на заседании Делегации свой разговор с Деникиным встречавшийся с ним в Лондоне П. Н. Милюков. Деникин считал, что передает Врангелю лишь главное командование, а не верховную власть. В то же время он признавал «крайне нежелательным чем бы то ни было мешать работе барона Врангеля». «Не мешайте Врангелю», — такова была «последняя директива» бывшего Главкома.
Бернацкий и в самом деле подал было в отставку. Однако Врангелю удалось убедить его забрать прошение. «Его уход в эти дни оставил бы меня в беспомощном положении», — признавался впоследствии новый Главком. Бернацкий оказался единственным связующим звеном между старым и новым правительствами. Вряд ли с кем-нибудь другим держатели государственных средств за рубежом стали бы разговаривать на деликатные финансовые темы, тем более обсуждать вопрос об их передаче.
Однако Бернацкий оказался чужеродным телом во врангелевском правительстве. Не вдаваясь в детали «нового курса» Врангеля, напомним, что он, наученный горьким опытом Деникина, собирался проводить, по выражению Струве, «левую политику правыми руками». Главой врангелевского правительства стал бывший царский министр, близкий сотрудник П. А. Столыпина А. В. Кривошеин, в числе руководителей управлений (министерств) и ведомств оказались сенатор Г. В. Глинка, бывший директор Департамента полиции Е. К. Климович и др. Не говоря уже о самом Струве, заметно поправевшем.
Бернацкий был на этом фоне, если перефразировать известную поговорку, «левой вороной». В 1920 году ему исполнялось 44 года. В свое время он окончил юридический факультет Киевского университета и был оставлен при кафедре политической экономии «для приготовления к профессорскому званию». В порядке «приготовления» слушал в Берлине лекции знаменитого в то время экономиста Адольфа Вагнера и «с тех пор навсегда остался под влиянием „кафедрального социализма", проповедовавшего введение социальных реформ мирным путем». Увлекался марксизмом, формальный разрыв с которым обозначился в 1911 году в его магистерской диссертации «Теоретики государственного социализма в Германии и социально-политические воззрения князя Бисмарка».
Преподавал политэкономию сначала в Тенишевском училище, затем в Политехническом и Технологическом институтах в Петербурге. В Политехническом читал курс лекций по теории денежного обращения. После Февральской революции профессор Бернацкий был привлечен к государственной работе. В июле 1917 года стал товарищем министра финансов Временного правительства, а в сентябре — министром. В ночь большевистского переворота был арестован в Зимнем дворце вместе с другими членами правительства и отправлен в Петропавловскую крепость. После двухмесячного заключения Бернацкий был освобожден; в мае 1918 года он уехал в Киев, где сотрудничал с правительством гетмана П. П. Скоропадского, отказавшись, правда, войти в его состав. Осенью перебрался в Одессу, в январе 1919 года — в Екатеринодар. 10 января Деникин назначил его управляющим Финансовым отделом Особого совещания, после преобразования отделов в управления — начальником Управления финансов. В этой «министерской» должности ему предстояло пребывать до конца существования Белого движения.
Бернацкого постоянно критиковали, считали оторванным от жизни теоретиком (видимо, сказывалось традиционное российское представление о том, что профессор должен быть рассеянным и оторванным от жизни), однако замены ему не находилось, да и вряд ли кто-нибудь из критиков мог предложить действенный рецепт оздоровления финансов Юга России в тогдашних условиях. Никто из видных «практиков» не торопился предложить свои услуги для работы на ответственном посту в Министерстве финансов. Впоследствии, когда Врангель и Кривошеин решили расстаться с Бернацким, ни бывший министр финансов Российской империи П. Л. Барк, ни опытнейший практик, председатель правления Азовско-Донского банка Б. А. Каменка не согласились занять это «горячее» место.
Бернацкий выступил перед Делегацией с позиций новообращенного врангелевца. Основные тезисы его доклада были таковы:
Между генералом Деникиным и генералом Врангелем была рознь, но проявлений неповиновения со стороны последнего не было. Уходя, генерал Деникин передал ему всю полноту власти, которою пользовался сам. И генерал Врангель отнюдь не является ликвидатором, а будет продолжать борьбу с большевиками безусловно, хотя бы может быть и иными приемами, чем прежде, но такую же непримиримую.
Подозрения в германофильстве барона Врангеля ни на чем не основаны, этой тенденции совершенно нет.
Сам по себе он вернее всего монархист, но монархического лозунга не выставит. Напротив, в земельном, например, вопросе, проявляет скорее демагогическое отношение, — что сделано, то сделано, надо лишь создавшееся положение облечь в законную форму.
По отношению к окраинным организациям — генерал Врангель готов признать их как фактически существующие.
Из уст самого левого из врангелевских министров (они назывались начальниками управлений ввиду скромного размера территории, которую контролировал Врангель) апология Врангеля звучала особенно убедительно. Но главным для членов Делегации было то, что Врангель собирался продолжить борьбу с большевиками. Бернацкий же в некотором роде олицетворял преемственность с прежним правительством. Делегация признала крымскую власть и фактически прекратила свою деятельность. Последний ее журнал датирован 31 мая 1920 года.