Главной задачей нового/старого министра финансов было взять под контроль казенные средства, находившиеся за границей. Деятельность Бернацкого по розыску российских средств, включая золото, заметил даже Уинстон Черчилль. Он верно предположил, что большая часть золота, находившегося в распоряжении Колчака, попала в руки советского правительства, которое, однако, получило далеко не всё. «Шесть месяцев спустя министр финансов правительства Врангеля начал неприятные запросы о золоте на миллион долларов, которое, по слухам, поступило в один из банков в Сан-Франциско, — писал Черчилль. — Врангелевское правительство слишком мало оставалось у власти, чтобы выяснить, в чем дело».

В данном случае он ошибался. Бернацкому удалось выяснить, какова судьба денег, а также золота, депонированного под закупки винтовок в США. Но одно дело выяснить, где деньги, другое — взять их под свой контроль. Бернацкий быстро нашел общий язык с фон Заменом и Рафаловичем. Сложнее обстояло дело с российскими финансистами в США и Японии.

20 мая 1920 года Сазонов телеграфировал Бахметеву:

Для продолжения борьбы по восстановлению государственности в России весьма важно объединить все имеющиеся в нашем распоряжении средства. С этой целью сюда приехал Бернацкий, которому необходимо точно выяснить всю наличность остатка средств, находящихся на руках у отдельных финансовых (Агентов) и установить единый порядок дальнейшего расхождения их для удовлетворения нужд в том числе и содержания заграничного состава всех ведомств. Только такое сосредоточение дела в руках Бернацкого, бывшего последним общероссийским Министром Финансов до большевистского переворота и с тех пор непрестанно работавшего в составе Южного Правительства, может оградить отдельных распорядителей сумм от упреков в самовольном распоряжении казенными деньгами по личному усмотрению.

Замен и Рафалович вполне подчинились руководству Бернацкого. Необходимо чтобы Угет и Миллер также оказали ему полное содействие и откликнулись на его призыв. Бернацкий намерен просить Угета приехать сюда для личного участия в разрешении намеченной задачи, а также вопроса о снабжении армий, продолжающих борьбу.

Эта телеграмма Сазонова была одной из последних, которую он дал в качестве министра иностранных дел. 27 мая он сообщил посольствам и миссиям о своей отставке. Ввиду неопытности Струве, а также сомнений в том, что все посольства и миссии безоговорочно подчинятся новому министру, роль «посредника» между ними (по существу, «теневого» министра) взял на себя М. Н. Гире. Первоначально эту роль Струве предлагал Маклакову, но тот устранился, предложив взамен старейшину русского дипломатического корпуса, назначение которого «не удивит и не возмутит». К тому же «у него в характере та гибкость человека, никогда не игравшего первых ролей, при которой он способен добросовестно следовать и Вашей новой политике, — слегка лукавя, писал Маклаков Струве. — Во-вторых, он имя ни для кого не одиозное, так как все относятся к нему с уважением; он, в-третьих, добросовестный работник».

Как и предвидел Маклаков, назначение Бирса было принято дипломатическим корпусом благосклонно.

Тем временем Бернацкий продолжил поиски денег. Он обратился с запросом о положении дел к бывшему заместителю министра финансов Омского правительства В. И. Новицкому, который «своевременно», как иронизировал Бурышкин, подал в отставку «по состоянию здоровья». Новицкий вернулся через Китай в США, где вновь вступил в должность уполномоченного Министерства финансов. По данным Новицкого, в связи с тем что перед падением колчаковского правительства были сделаны распоряжения о переводе всех сумм Иностранного отделения Кредитной канцелярии на счета находившихся за границей финансовых агентов, в руки социалистического правительства, пришедшего к власти во Владивостоке, попали лишь незначительные суммы.

Впрочем, о точном размере сумм, переведенных на счета агентов, имели весьма приблизительное представление даже высшие чины колчаковского Минфина. В ответ на запрос фон Замена Новицкий сообщил: «Распоряжения о кредитовании счетов агентов были сделаны в разные сроки несколькими лицами — мною, Никольским и Скерстом; ввиду этого точные суммы, поступившие на счета агентов, могут быть получены лишь непосредственно от них».

Очевидно, что во Франции рассчитывать было не на что: даже на деньги, вырученные от продажи золота французскому правительству, был наложен арест. Таким образом, роль Рафаловича в качестве финансового агента была чисто символической.

Фон Замен всецело отдал себя (и находившиеся под его контролем суммы) в распоряжение Врангеля. Он и был назначен на вновь учрежденную должность Главноуполномоченного по финансово-экономическим делам. Это объяснялось не только его лояльностью, но и тем, что он был наиболее высоким по рангу и наиболее опытным финансистом среди своих коллег. В конце мая 1920 года в распоряжении Замена оставались 1700 тыс. ф. ст.

Сведения о принципах взаимоотношений других финансовых агентов с Врангелем приводятся в анонимной «Записке» с грифом «Весьма доверительно», копии которой обнаружены нами как в Фонде российского посольства во Франции в архиве Гуверовского института, так и среди бумаг Бернацкого в Бахметевском архиве. На экземпляре справки, находящейся в фонде Бернацкого, бывший министр надписал, что «Записка» подготовлена К. Миллером в июле 1923 года.

Автор «Записки» свидетельствовал, что в результате переговоров с Бернацким все хранители казенных средств выразили свое согласие финансировать правительство генерала Врангеля и всемерно осуществляли свое обещание. Однако никакой передачи всех сумм генералу Врангелю не производилось, и работа агентов покоилась на принципе сотрудничества, а не подчинения правительству генерала Врангеля. Это вполне определенно было формулировано послом в Соединенных Штатах Сев[ерной] Америки Б. А. Бахметевым, в распоряжении которого состояла большая часть остатков средств.

Такое отношение финансисты задним числом объясняли, в частности, тем, что прерогативы «Верховного правителя», переданные Деникину Колчаком, не были, в свою очередь, переданы Деникиным Врангелю.

Главное все же было в том, что российские дипломаты, и прежде всего российский посол в США, не верили в долговечность врангелевского предприятия. Из Вашингтона виделось непринципиальным, продолжается ли сопротивление большевикам в «кубанских степях» или в Крыму. В любом случае дело выглядело безнадежным. Тем не менее российские представители в США оказали Врангелю значительную финансовую и материальную помощь.

Приехавший в Париж в июне 1920 года Угет представил Бернацкому справки о судьбе золотого займа и о других финансовых и материальных ресурсах, находившихся под контролем российских представителей в США на 24–25 мая 1920 года. Однако вряд ли Угет передал ему сведения обо всех многочисленных счетах посольства.

На счетах финансового агентства (Transfers) числилось на 25 мая 1925 года 5 064 077 долл. 64 цента. Это были переводы Омского правительства и остатки золотого займа. Часть денег (2 397 565 долл. 90 центов) хранилась в «Ситибанке», часть (2 666 511 долл. 74 цента) — в банкирском доме «Киддер, Пибоди и К⁰». В «Ситибанке» на счете «С» числилось также 94 567 долл. 2 цента — остатки средств Временного правительства, находившихся под контролем американского казначейства. Расходование этих денег могло производиться исключительно с его согласия на оплату обязательств Временного правительства в США.

Большая часть суммы в 22,5 млн долл., полученной в результате золотого займа, была израсходована или «связана». По условиям займа две трети полученных денег предназначались на закупку товаров американского производства. Наиболее крупную сумму предполагалось заплатить компании «Вестерн Картридж» за 100 млн ружейных патронов; более 2 млн ушло на оплату долга «Ситибанку», кредитовавшему закупку винтовок у завода «Ремингтон»; более 2,5 млн было выплачено американскому правительству за 268 тыс. винтовок и 15 млн ружейных патронов; более миллиона получил Союз сибирских маслодельных артелей… Самой бесполезной тратой, как выяснилось позднее, оказалась выплата 855 731 долл. Американской банкнотной компании за изготовление кредитных билетов. И это была не последняя переведенная ей сумма!

Часть денег, находившихся в свободном распоряжении, шла на содержание Информационного бюро в Нью-Йорке, Российского государственного контроля в США, православной епархии в Южной Америке и на другие цели.

К тому времени существенно «усохло» — иногда в прямом смысле этого слова — имущество, находившееся под контролем посольства. Так, закупленные еще в 1917 году 2146 кип подошвенной кожи отправили было осенью 1919 года в Сибирь, однако, узнав о крушении правительства Колчака, Угет был вынужден распорядиться разгрузить кожу в Сан-Франциско. Затем ее перевезли в Сиэтл, где она и находилась в мае 1920 года. Продажа кожи едва ли принесла бы больше половины ее закупочной стоимости: «усохло» приблизительно 180–200 тыс. долл.