Не [хочу] верить, чтобы интересах Франции [было] обратить организованную и крепкую духом армию — ей дружественную — в стадо беженцев, озлобленное против союзников, бросивших ее на произвол судьбы. Отнюдь не хочу торопить французов [с] окончательным ответом. Однако прошу Вас иметь в виду, что решение нашей участи не должно чрезмерно затягиваться. Иначе создается впечатление, будто бы производимые сейчас французами расходы на армию и беженцев имеют целью оправдать получение Францией нашего флота. Положение армии очень тяжелое и только надежда на использование ее по прямому назначению, т. е. в борьбе против большевиков и за освобождение родины — все равно сейчас или позже — может сохранить ее. Иначе наступит разложение.

Струве, Бернацкий и Кривошеин после переговоров во французском МИДе в длинной телеграмме от 3 декабря 1920 года попытались разъяснить Врангелю резоны, по которым французское правительство исключало для себя возможность «сохранения армии как таковой». «Французы из признательности к России за ее участие в войне готовы принести известные жертвы, предел которых, однако, очень близок, но нам необходимо облегчить Французскому Правительству политическую сторону задачи». А именно — объявить о переходе армии на беженское положение и о том, что обеспечением беженцев будет заниматься русская неполитическая организация. Относительно русского флота французы вполне резонно полагали, что полученные от его продажи деньги едва ли покроют их расходы на эвакуацию и содержание беженцев.

Телеграмма Врангеля произвела на французов тягостное впечатление. Еще бы! Благодаря поддержке французского флота была осуществлена эвакуация, несмотря на то что французское правительство узнало о готовящейся сдаче Крыма в последний момент. Французы взяли армию и беженцев на свое содержание. Причем их численность оказалась гораздо выше, чем предполагалось. Договоренность о том, что армия, если ее не перебросят на польский фронт, будет распущена, была достигнута заранее. Врангель же, по сути, обвинял французов в мошенничестве.

Врангель не внял аргументам французов, которые представлялись резонными Струве, Кривошеину и Бернацкому. «Исключаю возможность сохранения армии при условии перевода на положение беженцев и зависимости ее от общественной организации», — телеграфировал он в ответ.

Попытки создать национальное объединение успеха не имели: единства различных эмигрантских групп достичь не удалось. Умеренно правые (включая правых либералов) создали в начале декабря 1920 года по инициативе А. И. Гучкова Парламентский комитет, состоявший из бывших членов Государственной думы и Государственного совета. Председателем был избран Гучков, в состав комитета вошли В. Д. Кузьмин-Караваев, Г. А. Алексинский, М. А. Искрицкий, Е. И. Кедрин и др. Свою задачу члены комитета видели в защите «русского дела» перед западноевропейскими правительствами. Аналогичные комитеты образовались также в Лондоне, Берлине и Константинополе.

На левом фланге происходило сближение кадетов и эсеров, оказавшихся героями дня. Ведь их предсказания сбылись, хотя белые потерпели поражение лишь отчасти по тем причинам, на которые они указывали. 12 декабря 1920 года было опубликовано «Обращение к членам Всероссийского Учредительного Собрания», подписанное Н. Д. Авксентьевым, А. Ф. Керенским и О. С. Минором. В обращении предлагалось созвать Совещание членов Учредительного собрания, оказавшихся за границей, для защиты международных и государственных интересов России.

Милюков в упоминавшейся выше записке «Что делать после Крымской катастрофы?» писал:

.. Первейшей и главной задачей русских учреждений заграницей является сохранение существования составлявших армию бойцов до лучшего будущего. Но все расчеты, основанные на сохранении хотя бы части армии, сохранении старых методов борьбы и старой организации власти — должны быть в настоящее время отброшены… Рассчитывать на возможность улучшения политики военного командования, после стольких неудачных опытов, мы, очевидно, более не имеем права. Единственной действительной гарантией против повторения ошибок является отделение политической власти от военной и передача первой какому-либо органу гражданской власти, имеющему общественную санкцию.

Милюков полагал, что в России произошли настолько глубокие социальные и экономические изменения, что о какой-либо реставрации не может идти речи. Реконструкция России должна быть произведена «левыми руками». Даже Маклаков, «правейший из кадетов», стал сторонником «соглашения налево». Отсюда следовал курс на союз с левыми, прежде всего эсерами. Практическая форма должна была быть выработана на Совещании членов Учредительного собрания, которое было намечено на начало января 1921 года.

Частное совещание членов Учредительного собрания состоялось в Париже 8-21 января 1921 года. В совещании приняли участие 33 члена разогнанного некогда большевиками Учредительного собрания, преимущественно правые эсеры и кадеты. Эсеры были в большинстве. Среди их представителей были Н. Д. Авксентьев, Е. К. Брешко-Брешковская, А. Ф. Керенский, В. В. Руднев, В. М. Чернов; кадетов представляли также «звезды» первой величины: Милюков, Ф. И. Родичев, А. И. Коновалов, Маклаков (он был избран в Учредительное собрание от Москвы по кадетскому списку в ноябре 1917 года, уже будучи в Париже).

Маклаков принял активное участие в работе Совещания; на одном из заседаний он выступил с докладом о внешней политике. На другом ему было предоставлено слово вне очереди для оглашения приветственной телеграммы Бахметева, активно содействовавшего к созыву Совещания: «Твердо надеюсь, — телеграфировал российский посол в Вашингтоне, — что работы Совещания приведут к созданию авторитетного национального органа, который противопоставит большевизму объединение всех подлинно демократических элементов. Уверен, что подобное объединение всех встретит самый живой отклик и сочувствие Америки, которая сохранила неизменную веру в творческие силы русского народа и конечное торжество начал мартовской революции».

Совещание создало постоянно действующий орган — Исполнительную комиссию, председателем которой был избран Н. Д. Авксентьев, бывший глава уфимской Директории, в свое время арестованный сторонниками Колчака, а затем по приказу адмирала высланный за границу, так же как были высланы другие деятели Директории, а ныне члены Исполнительной комиссии — В. М. Зензинов и Е. Ф. Роговский.

Работа Исполнительной комиссии финансировалась Бахметевым за счет денег, полученных в результате займа под залог «колчаковского золота». Разумеется, это не афишировалось. Правда, секрет сохранить не удалось, тем более от такой старой ищейки, как В. Л. Бурцев, в то время главный редактор проврангелевского «Общего дела». Весной 1921 года Бурцев начал кампанию против Бахметева на страницах своей газеты — после того как убедился, что ему рассчитывать на субсидию не приходится.

Струве и Бернацкий пытались организовать в Париже Деловой комитет, главной задачей которого должно было стать добывание средств на содержание армии. Поначалу предполагалось, что в комитет войдут семь представителей Врангеля, десять — Российского финансового и торгового союза, и пять — Комитета русских коммерческих банков в Париже. Однако состав Делового комитета, организовавшегося в начале января, по настоянию французов пришлось «разбавить» представителями Российского общества Красного Креста, а также Городского и Земского союзов. Врангель рассчитывал среди прочего, что Деловому комитету будет доверена реализация российского имущества, находившегося в Константинополе и взятого под охрану французами.

Однако новый французский премьер-министр А. Бриан, сменивший Лейга в январе 1921 года, заявил, что «генерал Врангель и его представители — частные лица», а российское имущество будет продано в порядке компенсации за расходы по эвакуации и содержанию беженцев; что касается участия русских в помощи беженцам, включая распределение средств, то оно должно осуществляться через общественные организации. Имелся в виду прежде всего Земско-городской комитет помощи российским гражданам за границей (Земгор), начавший свою деятельность с февраля 1921 года и возглавлявшийся князем Г. Е. Львовым. Так что Деловой комитет, едва родившись, прекратил свое существование.

Врангель по-прежнему упорно отказывался идти на какие-либо компромиссы. Градус недовольства — если не сказать враждебности — нарастал. При этом армия продолжала кормиться из рук французов. Нежелание Врангеля считаться с политическими реалиями вынудило Струве, одного из самых верных врангелевцев, подать в отставку. Пять дней спустя ушел в отставку Главноуполномоченный по финансово-экономическим делам за границей врангелевского правительства К. Е. фон Замен, который перешел на службу в лондонский частный банк, сочтя себя вправе сделать это, поскольку у него осталось «мало средств и… мало возможностей полезно действовать». «Я рад, — признавался он Угету, — что буду иметь нормальную работу и кусок хлеба, не участвуя в Парижской неразберихе, от которой, в конце концов, можно дойти до истерического расстройства».

24 января 1921 года фон Замен сдал свою должность Новицкому. Средств в распоряжении Замена накануне его отставки оставалось действительно немного, во всяком случае, по сравнению с началом врангелевского периода, — 180 000 из 1 700 000 ф. ст. Остальное было израсходовано в основном на армию.