«Вначале… было отчетливое изумление этим сном. Старый Брюкке, должно быть, дал мне некое
Фрейд указывал на крайнюю сложность задачи по восстановлению всех ассоциаций к столь комплексному и сгущенному явному содержанию сна. При обсуждении этого сновидения в качестве примера «интеллектуальной активности в снах» основной поток его ассоциаций был направлен на объяснение
Ассоциации к словам «довольно странное» привели к воспоминанию о недавно состоявшемся разговоре о двух странных книгах Х. Райдера Хаггарда, «полных скрытого смысла». Там говорилось о «вечной женственности»[149], «бессмертии наших чувств»: это романы «Она» и «Сердце мира». Разговор также коснулся и собственной работы Фрейда, отразив предвосхищение им ее грядущей судьбы. Его гостья спросила:
«У тебя еще ничего не сделано?» – «Нет, мои бессмертные работы еще не написаны». – «Ну и когда же можно ожидать от тебя так называемого исчерпывающего объяснения, которое, как ты обещал, понять сможем даже мы?» – спросила она с долей сарказма в голосе. Тут я понял, что ее устами говорит кто-то другой, и промолчал. Я задумался над тем, чего мне стоило предложить к опубликованию мою книгу о снах, – в ней мне придется раскрыть слишком много сведений личного характера.
… И в том и в другом произведении главным персонажем является женщина; и в том и другом речь шла об опасных маршрутах. Один был описан в романе «Она» как ведущий в те места, куда еще не ступала нога человека. Замеченная мною во сне усталость в ногах напоминала о тяжести минувшего дня. Это чувство, видимо, соответствовало моему состоянию подавленности и неуверенности: «Сколь долго мои ноги смогут еще носить меня?» Путешествие в романе «Она» окончилось гибелью в мистическом огне героини, так и не сумевшей добыть бессмертие ни для себя, ни для других. Страх такого рода можно безошибочно определить в мыслях моего сна. «Деревянный дом», без сомнения, был также гробом, могилой. Однако в изображении этой самой неприятной мысли механизмы снотворчества сработали особенно умело. Однажды мне довелось побывать в раскопанной этрусской могиле близ Орвето[151]. Это была тесная яма с двумя каменными лавками вдоль стенок, на которых лежали скелеты двух взрослых. Деревянный дом из сна внутри выглядел точно так же, с той лишь разницей, что лавки там были деревянные. В сновидении словно говорилось: «Если уж мне суждено остаться в могиле, то пусть она будет этрусской». А благодаря такой перестановке мрачные ожидания оказались трансформированы в желанные. К сожалению… сон может обратить в свою противоположность только лишь идею, сопутствующую аффекту, но не сам аффект. Соответственно этому я проснулся в «
Чуть позже Фрейд вновь вернулся к этому сну: «Обращаясь к той странной задаче, которую поставил передо мною старый Брюкке: необходимости препарировать мой собственный таз, можно вспомнить, что я не испытывал какого-то чувства ужаса [ «Grauen»], который вообще-то обязательно должен был появиться. Это несомненное осуществление желания, и не в одном только смысле. Препарирование здесь символизирует самоанализ, который я осуществлял на страницах своей книги о снах, – процесс, который был для меня столь травматичен, что я отложил распечатку оконченной рукописи более чем на год. Однако появляется желание преодолеть это неприятное чувство, и потому во сне я не испытывал ужаса [ «Grauen»]. Но также я хотел избежать и появления седины (слово «grauen» можно перевести и так). Мои волосы действительно поседели, и их цвет еще раз напоминает мне, что я не могу больше медлить. И, как мы видели, в конце сна выразилась мысль о том, что для достижения цели моего трудного пути мне придется положиться на моих детей».
Этот сон и его толкование иллюстрируют мучительный самоанализ, который, как выразился Фрейд, оставил «утомление в ногах» и выбелил его волосы. Фрейд в этом сне обнаруживает в себе чувство нетерпения в борьбе с быстротечным временем и стремление достичь еще непознанных рубежей. Сон также указывает, что, несмотря на ощущения Фрейда, что своей работой он открывает новые горизонты, он чувствовал, что в ответ может ожидать лишь злые насмешки.
После целого дня работы с пациентами и последующих долгих часов творческих поисков, когда Фрейд неизбежно испытывал то восхищение своими трудами, то сомнения на их счет, содержание его снов тесно переплеталось с впечатлениями минувшего дня, воспоминаниями о прошлом, фантазиями, мыслями о смерти и «бессмертии». Фрейд обозначил как «осуществление желания» тот элемент сна, который указывал на желание после смерти оказаться в славной этрусской могиле, а не в деревянном гробу. Но такая трансформация «мрачных ожиданий в желанные» была лишь «отчаянной» попыткой отвержения, стремлением создать приятную иллюзию, которая, однако, оказалась неспособна предупредить появление мучительного аффекта[152].
Это сновидение иллюстрирует множество идей, в том числе и о смерти, в то время еще только развивавшихся у Фрейда. Среди прочего он обнаружил, что смерть в снах может обозначаться различными символами, связанными с путешествием (корабли, поезда и т. п.).
Переписка с Флиссом и многие письма к семье и друзьям красноречиво говорят о страстной любви Фрейда к путешествиям. Во времена его мучительных борений краткие, но насыщенные поездки доставляли ему особое удовольствие и являлись действенным средством для физического и умственного отдыха.
Долгие годы поездка в Рим по ряду причин оставалась для него несбыточной мечтой. Для Фрейда, проведшего детство и юность в крайней бедности, в атмосфере жесткой экономии, путешествия были непозволительной роскошью.
Во втором издании «Толкования сновидений» (1909) Фрейд указывал, что сны, в которых человек опаздывает на поезд и испытывает по этому поводу тревогу, в действительности выражают страх смерти, но также служат и ее отвержением – раз поезд ушел без него, значит, он не умрет. Фрейд добавлял, что сложность понимания таких снов проистекает от того, что тревога примешивается к успокоению (выраженному в факте «опоздание»).
Здесь так же, как и во сне Фрейда с препарированием таза, попытка отрицания страха смерти или, точнее,
Фрейд очень хорошо понимал заданность тревожных снов, включая и те, в которых опаздывают на поезд. Он сам страдал от легкой формы «боязни путешествий», но она ему всерьез не препятствовала. Переписка с Флиссом тоже дает примеры обеспокоенности Фрейда мнимой опасностью поездок. Она проявлялась, когда члены его семьи или сам Флисс собирались отправиться в очередное путешествие[154]. Он еще не осознавал, что эти страхи также являлись проявлением бессознательных желаний смерти. Во многих письмах к Флиссу Фрейд обнаруживал свое беспокойство всякий раз, когда долго не слышал о нем никаких вестей (например, письмо от 1 февраля 1900 г., см. главу 6).
Сон Фрейда (о замке у моря), в котором его страх смерти соседствовал с весьма приятными воспоминаниями о нескольких путешествиях, особенно характерен. Согласно ассоциациям Фрейда и письмам Флисса мы можем датировать его концом апреля 1898 г. В то время Фрейд испытывал большие перегрузки, готовя к изданию первый вариант «Толкования сновидений». Особенно трудно ему давался раздел о психологии, позже ставший седьмой главой. Эту работу ему тогда пришлось временно отложить. Со времени публикации книги Флисса их отношения подверглись тяжелому испытанию. Для окончания книги о снах Фрейд нуждался в поддержании своих добрых чувств к Флиссу, на что он ясно указывал в ряде писем.
Болезнь Флисса помешала их встрече. Вместо этого, как указывалось ранее, Фрейд вместе с младшим братом Александром отправился в весьма приятное путешествие. Письмо, которое Фрейд отправил Флиссу после этой поездки (14 апреля 1898 г.), примечательно по многим причинам. Начал он его довольно тяжеловесным юмором:
«Полагаю оправданным при написании писем не говорить о том, что уже известно собеседнику, а сообщить вместо этого что-нибудь новенькое. Потому я умолчу о том, как плохо ты чувствовал себя в Пасху – ты наверняка в курсе. Взамен я расскажу тебе о моей пасхальной поездке, которую я начал в мрачном настроении, но окончил хорошо отдохнувшим».
Затем последовало замечательное пространное описание поездки (основной мотив для вышеупомянутого сна о замке появился именно из этого источника). В конце письма Фрейд рассказал о неприятных известиях (не включенных в опубликованную версию письма), касающихся «очернительской» критики вышедшей книги Флисса.
Так как Флиссу нездоровилось, его открытия объявили работой душевнобольного, а Фрейд в это время отлично проводил время.
Кроме того, тогда Фрейд был на пороге нового уровня понимания психики. Следовательно, он должен был «заплатить» за все это, отождествив себя с мертвым управляющим. С опорой на эти сведения выдержки из сна и ассоциаций Фрейда будут самоочевидны.