b) Флисс не бывал в Вене в июле, но в этом месяце Фрейд и Флисс встречались где-то под Зальцбургом.
c) В толковании Фрейда имело место существенное упущение. Я указывал, что Фрейд восстановил свои воспоминания о Джоне в своем самоанализе и сообщил о них Флиссу в письме от 3 октября 1897 г. В том же письме, упомянув о Джоне, Фрейд делает следующий комментарий: «Я встретил появление своего младшего брата (умершего через несколько месяцев) злобой и настоящей детской ревностью, так что его смерть оставила в моей душе чувство вины». И заключил:
Это удивительное признание Флиссу подразумевало, что невротические составляющие присутствуют и в их дружбе с Фрейдом. Всего через
Однако в своем анализе сна «non vixit» Фрейд не упомянул о своем брате Юлиусе, хотя он и связал ассоциативно Юлия Цезаря с элементом явного содержания этого сновидения: «Мой друг Фл. приехал в Вену в июле». Поскольку Флисс родился в 1858 г. – год смерти Юлиуса, – он, по сути, оказался «воплощением» его младшего брата, совсем как дочь Флисса Полина, в свою очередь «воплотившая» умершую сестру последнего.
Упомянув в своих ассоциациях о Юлии Цезаре, Бруте и принце Генрихе, Фрейд еще раз вернулся к образу своего друга Йозефа Панеса, который родился в 1857 г. Таким образом, он был ровесником младшего брата Фрейда – Юлиуса.
«Поскольку он был честолюбив, я уничтожил его». Так как он не хотел ждать, пока освободится столь желанная для него должность, он сам был удален. Эти мысли появились у меня непосредственно после присутствия на открытии памятника в университете – не ему, другому. Таким образом, чувство удовлетворения, испытанное мною в сновидении, отчасти следует истолковать словами: «Заслуженная кара! Поделом тебе!»
На похоронах моего друга [П.] один молодой человек сделал замечание, показавшееся неподобающим: выступавший оратор утверждал, что без такого великого человека мир теперь несомненно погибнет. По сути, в нем говорило раздражение человека искреннего, чистосердечная скорбь которого была нарушена нелепым преувеличением».
Только теперь Фрейд смог в полной мере установить связь между мыслями сна и Флиссом:
«…Это замечание… приводит к следующим мыслям: «Действительно, незаменимых людей не бывает. Сколь многие из моих знакомых уже сошли в могилу! Но сам я еще жив. Я пережил их всех; «поле битвы» осталось за мной». Мысли такого рода, появляющиеся в тот момент, когда я боюсь, что, отправившись к своему другу [Фл.], не застану его в живых, могут истолковываться так, что я радуюсь тому, что переживу еще одного человека, что это он умер, а не я, и снова «поле битвы» осталось за мной, как это было в сцене из моего детства. Эта инфантильная по своей природе удовлетворенность объясняет основную часть аффекта сновидения. Я рад из-за того, что остался жив и выразил свои чувства со всем тем наивным эгоизмом, который известен по анекдоту о супружеской паре: «Когда один из нас умрет, то я отправлюсь в Париж». Для меня было очевидно, что поездка в Париж будет исключительно моей привилегией.
Нельзя не признать, что толкование снов, как и их изложение, предполагает большое самопожертвование. Приходится выставлять себя каким-то непревзойденным негодяем… эти призраки являются последовательными воплощениями друга моего детства [то есть племянника Джона]. Следовательно, я ощущаю удовлетворенность и тем, что постоянно мог замещать его еще кем-нибудь и что теперь снова смогу найти замену тому, кого боюсь потерять. Незаменимых людей не бывает».
Однако, выразив свое удовольствие от того, что как будто сумел пережить Флисса, Фрейд задумался над тем, почему не сработала цензура сновидения. Как могли появиться столь «откровенно эгоистические мысли», не пробудив чувства сильного смущения и тревоги? Фрейд попытался объяснить это так:
«Я думаю, это происходит потому, что иные, безупречные мысли касательно этого же человека вызывают чувство удовлетворенности, покрывающее своим аффектом аффект, проистекающий из запретного детского источника. В другой сфере мыслей, навеянных церемонией открытия памятника, я рассуждал так: «Как много хороших друзей я потерял! Одних похитила смерть, с иными прекратилась дружба! Какое счастье, что я нашел им замену, что я приобрел друга, который мне дороже всех иных и которого я теперь – в возрасте, когда дружеские отношения завязываются с большим трудом, – сумею сохранить навсегда! Моя удовлетворенность найденной заменой утраченным друзьям способна беспрепятственно перейти в сон. Однако вместе с ней в сон просачивается и чувство злорадной удовлетворенности, появившееся из времен раннего детства. Несомненно, детская привязанность способствует укреплению нынешней. Однако там также проявилась и детская ненависть».
Это объяснение выглядит столь же натянутым, как и толкование сна о Гёте, критиковавшем господина М. Тогда Фрейд пытался убедить себя, что «безумцем» является не Флисс, а оскорбивший его автор критического обзора.
В «Толковании сновидений» Фрейд подчеркнул существенность влияния конфликтов детских лет на ход последующего развития человека. В этом, несомненно, заключалось одно из основополагающих открытий психоанализа. Фрейд также смог показать, что фактически каждый сон отражает определенные инфантильные желания и связанные с ними конфликты. Кроме того, изучая сновидения, Фрейд выяснил, что недавние события, заурядные или важные, приятные или тягостные, отражаются в сновидениях так, чтобы дать возможность этим вытесненным инфантильным желаниям и фантазиям (порождениям бессознательной сферы) выразиться в явном и особенно в скрытом содержании сна.
Однако в то время он еще не понимал – и это верно как в отношении сна об инъекции Ирме, так и сна «non vixit», – что недавние, высококонфликтные, частично неосознанные мысли и желания могут выражаться посредством ассоциаций с фактами раннего детства. Деятельность сновидений может протекать в двух направлениях, как от настоящего к прошлому, так и наоборот.
В процессе написания книги о сновидениях Фрейд по многим причинам глубоко увлекся реконструкцией фактов раннего детства. Это имело большую важность для его самоанализа, лечения его пациентов и развития его теоретических построений.
Возможно, по всем этим причинам Фрейду было особенно сложно понять, что порой
Как отношение принца Генриха со своим отцом, Генрихом IV, так и отношения Брута и Цезаря изначально являются примерами эдипова конфликта. Однако в своих ассоциациях Фрейд все еще рассматривал их как примеры амбициозного соперничества.
Тот факт, что сон «non vixit» может также считаться реакцией Фрейда на годовщину смерти отца, точно так же, как и развитием сна о «вине выжившего» может объясняться отсутствием «эдипова» мотива в толкованиях Фрейда. Однако еще более существенно, что Фрейд не связал мотив выраженного соперничества с собственным «грехом Каина».
Чтобы полностью понять сон «non vixit» и его отголоски в дальнейшей жизни Фрейда, мы должны рассмотреть этот сон в контексте крайне запутанного отношения Фрейда к Флиссу. Собственное замечание Фрейда, согласно которому его отношения с племянником и младшим братом определили невротические составляющие и глубину всех его последующих дружеских отношений, указывает на понимание им переносоподобных элементов отношения к Флиссу.