«Замок у моря; вернее, теперь он находится не у самого моря, а на узком канале, ведущем к морю. Управляющий – господин П. Я находился с ним в большой зале [напоминание об окружающей обстановке в сновидении об инъекции Ирме] с тремя окнами… Я был прикомандирован к гарнизону в качестве морского офицера-добровольца. Мы опасались появления неприятельских кораблей, поскольку находились на осадном положении. Господин П. намеревался отбыть и проинструктировал меня на случай, если дело пойдет по худшему сценарию. Его больная жена с детьми находилась здесь же, в крепости. Если начнется бомбардировка, главный зал следует эвакуировать. Он тяжело вздохнул и собрался идти, но я удержал его и спросил о том, как я смогу с ним связаться в случае необходимости. Он что-то сказал в ответ, но внезапно упал замертво. Без всякого сомнения, мне не следовало обременять его моими вопросами. После его смерти, которая не произвела на меня какого-то особого впечатления, я задумался: останется ли его вдова в замке; следует ли доложить о его смерти высшему командованию и нужно ли мне, как старшему по званию, принять теперь командование крепостью на себя? Я стоял у окна и смотрел на проходящие корабли. Это были торговые суда, стремительно проносящиеся по темной воде… Затем у меня за спиной появился мой брат, и мы оба стали смотреть из окна на канал. Внезапно мы увидели корабль и испуганно закричали: «Сюда плывет боевой корабль!» Но оказалось, что мы ошиблись: это были уже известные нам корабли, которые возвращались. Теперь к нам приближалось маленькое судно, комично разрезанное посередине. На палубе были заметны странные предметы, что-то вроде бокалов и флаконов. «Breakfast-ship [корабль для завтрака]!» – вскричали мы в один голос».

Подробно рассказав свой сон, Фрейд продолжал: «Быстрый ход кораблей, черный дым из их труб и насыщенный темно-синий цвет воды – все вместе это создавало напряженную и гнетущую атмосферу.

Окружающие меня в этом сновидении пейзажи напоминали увиденное в разных путешествиях по Адриатике (Мирамар, Дуино, Венеция и Аквилейя). Короткая, но приятная пасхальная поездка с моим братом в Аквилейю, состоявшаяся за несколько недель до этого сна, отлично сохранилась в моей памяти. Сон также напоминал о морской войне между Америкой и Испанией и моих тревогах в этой связи за судьбу моих американских родственников. В двух местах этого сновидения заметны проявления аффекта. В первый раз ожидавшийся аффект отсутствовал: смерть управляющего явно не произвела на меня должного впечатления. Когда же я подумал, что на нас идет военный корабль, я испугался и почувствовал этот испуг даже сквозь сон. Сон построен столь удачно, что эти аффекты не выявляют никакого противоречия. У меня не было причин пугаться смерти управляющего, но вполне понятно, что, как комендант замка, я должен был бы испугаться, увидев военный корабль. Анализ показал, однако, что господин П. лишь замещал меня самого. (Во сне я был его преемником.) Я был управляющим, который внезапно умер. Мысли сна занимала озабоченность будущим моей семьи в случае моей преждевременной смерти. Эта мысль сна была единственной травмирующей. Страх, вызванный видом неприятельского судна, должен быть включен сюда. Однако анализ показывает, что круг мыслей, из которых взят военный корабль, радостен и светел. Годом ранее, находясь в Венеции, в один изумительный день мы стояли у окон нашей комнаты на Рива-дель-Скьевони и наслаждались видом голубой лагуны, по которой в тот день проплыло куда больше судов, чем обычно. Ожидалось церемониальное появление английских кораблей. Внезапно моя жена радостно, словно ребенок, закричала: «Сюда плывет английский боевой корабль!» Похожие слова испугали меня во сне… Здесь, следовательно, в процессе преобразования мыслей сна в его явное содержание я трансформировал радость в страх… Этот пример показывает… что снотворчество свободно выделяет повод к аффекту из его общей связи с мыслями сна и включает в любое место явного содержания сновидения.

Воспользуюсь возможностью более детально проанализировать образ нелепого «корабля для завтрака», появление которого нарушает всю рациональную конструкцию сна. Когда я попытался восстановить в памяти образ этого корабля, меня осенило, что он был черный… со стороны скошенной средней части он имел крайнее сходство с тем, что привлекло наше внимание при посещении музеев этрусских городов. Там мы видели прямоугольные чаши из темной керамики с двумя ручками. На них размещалось нечто отдаленно напоминающее кофейные и чайные чашки, которыми в наши дни мы пользуемся за завтраком. Мы задали вопрос и выяснили, что это туалет этрусской женщины с отделениями для косметики и пудры. Тогда мы в шутку заметили, что было бы неплохо захватить его к себе домой. Тот объект из сна означал, следовательно, черный «туалет», то есть траурное платье, что прямо напоминает о смерти. Другим своим концом объект напомнил мне о похоронных ладьях, в которых некогда перевозили умерших, чтобы предать их тела морю. Это объясняет, почему в сновидении корабли возвращались. Спасшись, старец на своем корабле тихо плыл в гавань.

Это было возвращение после кораблекрушения «shipwreck» [нем. «Schiffbruch», буквально «ship-break»] – разрезанное посередине слово «breakfast-ship». Но откуда появилось слово «breakfast» в словосочетании «breakfast-ship»? Здесь следует обратиться к слову «английский», которое в свое время было использовано в словосочетании «английский боевой корабль». Английское «breakfast» может быть представлено как «breaking fast». Слово «breaking» относится к кораблекрушению [ «ship-break»], а «fasting» [воздержание от пищи] связуется с трауром.

Однако у «breakfast-ship» лишь название было образовано сновидением. Прочие подробности сна имели место в реальной жизни и были связаны с наиболее приятными эпизодами моего последнего путешествия. Сомневаясь в возможности раздобыть в Аквилейе подобающую пищу, мы взяли с собой из Гориции некоторый запас провизии, а в Аквилейе купили бутыль превосходного истрийского вина. И пока маленькое почтовое судно медленно двигалось по каналу Дель-Мее через пустую лагуну к Градо, мы, бывшие его единственными пассажирами, организовали на палубе замечательный завтрак. Настроение у нас было великолепное, и вкус пищи казался нам особенно приятным. Это, стало быть, и был тот самый корабль для завтрака [breakfast-ship]. Именно за этим воспоминанием, связанным с наиболее приятными жизненными событиями, сон скрывал мрачные мысли о неизвестном, зловещем будущем».