Интегративные психотерапевты сохраняют аффективную настроенность, поддерживают аффективное исследование и поощряют клиентов распознавать и использовать как аффект, так и когницию, чтобы полностью переживать богатство своего внутреннего опыта. С точки зрения интегративной психотерапии, аффект по своей направленности является транзактно-отношенческим и, по своей природе, стремится к соответствующему аффекту, с которым он мог бы резонировать. Аффект - это не просто то, что чувствует один человек, это форма общения между двумя или более людьми. Поскольку он является транзактным - двухсторонним, - клиент может подлинно переживать и выражать аффект, только когда терапевт вовлечен, а также настроен. Вовлеченность терапевта является необходимым спутником настроенности; вместе они дополняют процесс клиента и обеспечивают возможность для полного аффективного выражения. Настроенность и вовлеченность придают глубину исследованию аффекта, делая возможной глубокую встречу двух людей, а не лишь механическое применение техники.

Наблюдаемое поведение - это результат отреагирования вовне внутренних когниции и аффекта. Когниция и аффект являются внутренними следствиями внешних действий человека. О них можно говорить по отдельности, но в реальной жизни они неотделимы друг от друга; они пропитывают все время нашего бодрствования. Эти три аспекта (мысли, чувства и поведение) являются строительными блоками человеческого опыта. Люди ведут себя так, чтобы поддерживать структуру своих когниций, поддержать предсказуемость, идентичность, согласованность и безопасность, и чтобы защищать себя от эмоциональной боли. Они думают так, чтобы придавать смысл своим действиям и чувствам. А их эмоции являются ответом на их мысли и поведение и одновременно также направляют эти мысли и поведение.

Поведение может служить тому, чтобы устанавливать и поддерживать контакт с другими или защищаться от этого контакта. В лучшем случае поведение позволяет человеку встречать мир открыто и строить с ним отношения спонтанно и творчески; быть чутким к своим собственным потребностям и к потребностям других и действовать так, чтобы удовлетворять эти потребности. Однако, когда возникают защиты, диапазон поведения склонен становится более ограниченным. Человек начинает возвращаться к более давним, более архаичным формам поведения и стратегиям, которые могут не соответствовать сегодняшним ситуациям. Контакт прерывается из-за того, что человек не использует все доступные альтернативы и не признаёт свою способность вести себя по-новому и по-другому. В то же время еще более серьезное прерывание происходит, когда человек обучается защищаться даже от того, чтобы просто замечать свои потребности, желания, чувства и убеждения: в этом случае невозможно прибегнуть к уместным формам поведения, потому что даже потребность в этом не осознаётся.

Истории клиентов чаще всего бывают о поведении. Грета рассказывает о том, как вышла из самолета; Эдвард говорит, что вел себя «угрюмо»; Сара описывает, что она сделала и что не сделала, чтобы защитить себя от насильника. Истории о поведении тем не менее останутся только историями, если не будет установлена связь внешнего поведения с богатым внутренним миром мыслей и чувств, которые поддерживают это поведение. Именно через исследование этих взаимосвязей можно расширить это осознание, освободиться от негибких паттернов и восстановить контакт.

И снова, в работе с поведением, контекст терапевтических отношений является наиважнейшим: терапевтические отношения становятся средой, в которой может происходить исследование поведения. Интегративные психотерапевты побуждают клиентов изучать давно существующие формы поведения (или рассматривать поведение, которого они избегали), и экспериментировать с альтернативными возможностями в условиях безопасности терапевтических отношений. Инсценирование взаимодействий с другими людьми - в прошлом или в возможном будущем - дает клиенту возможность опробовать новые паттерны и варианты. Сара, которая регрессирует к детству и вновь переживает опыт насилия, отталкивает своего обидчика и говорит такое важное «Нет»:

Терапевт: Оттолкните его снова! (держит для нее подушку, чтобы она могла ее толкать)

Сара: НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО!

Терапевт: Оттолкните его - и все!

Сара: УХОДИ! Ох, не прикасайся ко мне так!

Терапевт: Еще раз.

Сара: (отталкивает) Я не хочу, чтобы ты это делал!

И наконец, клиентов приглашают продолжить свои эксперименты вне сессии и при этом осознавать взаимодействие между их внутренним и внешним опытом. Здесь Лорейн планирует такое новое поведение, когда завершает свою работу с интроекцией Элис:

Лорейн: А то, что я буду делать, это... заботиться о себе. И я буду говорить тебе, когда... когда ты вовлекаешь меня во что-то, когда твои ожидания нереалистичные. Когда я не могу оправдать твои ожидания. Не знаю, поймешь ли ты это. Мне все равно, что у тебя только восемь классов образования; я считаю, что ты чертовски умна.

Терапевт: (пауза) Хотите сказать ей что-нибудь еще?

Лорейн: Не думаю, что мне нужно говорить что-то еще прямо сейчас. Думаю, мне нужно сделать это по-настоящему. В реальной жизни. Мне нужно сесть за стол на кухне вместе с тобой и просто быть честной. И не уступать. И не уходить.

Фантазия - это воображаемое взаимодействие между мыслями, чувствами и поведением, которое вспоминается из прошлого и проецируется на будущее. Это мир «как если бы» и «может произойти», и фантазия также берет начало в глубинах архаичного переживания «я-другой». Многие примеры повторяющегося негативного фантазийного опыта, от мелких досаждающих волнений до развернутых ночных кошмаров и тревожных атак, представляют собой либо переживание катастрофы, либо попытки отвести ее от себя; в той мере, в какой катастрофа действительно избегается в реальной жизни, фантазия создает подкрепление для самой себя.

С клинической точки зрения грань фантазии затрагивается, когда мы помогаем клиентам проследовать за своими фантазиями, исследовать их самые крайние исходы, а затем зайти в них еще дальше. Классический пример работы с фантазией - это, конечно, работа с содержанием сновидений. Эдвард рассказывает о своем сне, и даже краткое изложение этого сна приводит его к следующему этапу осознания.

Эдвард: ...Где-то год назад мне приснился сон... к моему дому подъехали полицейские и пошли к соседней ферме, где откопали тело, мертвое тело человека, которого я, по всей видимости, убил. И я помню, как говорил что-то вроде: «Ох, ну что ж, похоже, другого объяснения здесь нет; очевидно, что я убил кого-то, какое-то время назад. И, э, ну, знаете, возможно, я смогу отделаться десятью годами тюрьмы, знаете, возможно, я с этим справлюсь; я уверен, что смогу, знаете, я могу читать», и все такое. И вот это все происходило в моем сне; очень четко: «Я смогу это пережить». Очень сильное чувство, «я смогу это пережить, я смогу с этим справиться»... (тихо) Но я не уверен, что всегда это смогу, знаете... Гм, и совсем недавно был еще один сон, в котором - я уже упоминал, что несколько моих сновидений были связаны со старением, - мне снилось, что я вдруг заметил, что мои волосы почти полностью поседели. И я подумал, о, черт, как быстро, знаете...

Погружение в фантазию, готовность пережить ее до конца, даже (и особенно!) те части, которые обычно избегаются, помогают обнаружить связь между фантазией и реальностью. Грету, например, побуждают исследовать свою детскую фантазию о возвращении папы домой.

Терапевт: Расскажи маме об этой фантазии - убежать с папой. «Я хочу убежать от твоих побоев, мама».