О таких в Италии говорят bella figura, что подразумевает не «писаного красавца» и не «красавчика», а манеру держаться, значительную, но, возможно – и даже наверняка – драпирующую пустоту. Умение всегда играть на публику и быть благодарным зрителем чужих спектаклей. Иначе говоря, лопни, но держи фасон.
Только такого – задушевного позера, робкого эгоиста – могла полюбить Италия, разочарованная во вчерашних героях: раздувшихся от самодовольства качках-фашистах, скверных копиях римских консулов, и брутальных крестьян неореализма в майках на бугрящихся бицепсах. В «Особенном дне» (1977) Этторе Сколы жена чернорубашечника (София Лорен), жлоба в портупее, принуждавшего ее к ежедневному супружескому долгу, падала, словно сама Италия, в объятия Мастроянни, лишнего человека, пугливого гея. В «Главном событии с тех пор, как человек ступил на Луну» (1973) Жака Деми он вообще сыграл первого в истории беременного мужчину.
При всей универсальности своего животного актерства Мастроянни по темпераменту был скорее комиком. Как упоительно мечтал его барон Фефе Чефел пустить жену на мыло в «Разводе по-итальянски» (1961) Пьетро Джерми! Но нелепость, позерство, комическая мечтательность придавали особый трагизм, немного постыдный, мучительный, журналисту Рубини, лезущему («Сладкая жизнь») в фонтан Треви вслед за могучей Анитой Экберг, и писателю Понтано, торопливо и сиротливо обнимающемуся на полу чужой виллы с дочкой друга, в «Ночи» (1961) Микеланджело Антониони.
Комические фанфароны и умник в шляпе Гвидо Ансельми («8 ½», Феллини, 1963) – хрестоматийный и уже не очень интересный Мастроянни. Но есть другой актер: пунктир ролей – как бы на обочине «кинопроцесса», – где не нужно держать фасон, следить за bella figura. Энрико, ждущий – ночь и фильм напролет – на захолустной почте весть о смерти брата («Семейная хроника» Валерио Дзурлини, 1962). Предатель-карбонарий («Аллонзанфан» братьев Тавиани, 1974). Участник поглощенного самоистреблением тайного круга правителей мира сего («Тодо модо» Элио Петри, 1976). Те, кто играют свой спектакль для самих себя.
Нелепость его трагических героев грозила их друзьям и женщинам смертью. В жизни – наоборот, драмы он обращал в фарс. Его действительно любили главные женщины эпохи. Возможно, донжуанский список – Урсула Андресс, Брижит Бардо, Жаклин Биссет, Лючия Бозе, Моника Витти, Клаудия Кардинале, Настасья Кински, Ширли Маклейн, далее по алфавиту – преувеличен. София Лорен, игравшая с ним в 12 фильмах, отрицала слухи о близости, хотя какая-то просто Мария и объявила себя их дочерью.
Три года его любила Фэй Данауэй, длинноногое воплощение свободы – он играл с ней в «Любовниках» (1968) Де Сики. Они, рассказывал Мастроянни, начали целоваться на съемках – по сценарию, а потом уже не могли остановиться. Трансатлантические перелеты ради одной ночи, тайные свидания на виллах: как романтично!
Еще романтичнее четырехлетняя связь с ледяной Катрин Денев, которая родила ему в мае 1972 года дочь Кьяру: ошалев от счастья, Мастроянни поил шампанским прохожих. Этот роман тоже начался на съемках: похоже, женщины влюблялись в его героев. В фильме «Это случается только с другими» (Надин Трентиньян, 1971) они играли супругов, потерявших девятимесячную дочь. Добиваясь от них тоски во взоре, режиссер заперла их на неделю в квартире без телефона, телевизора и книг: тут-то все и случилось. В «Лизе» («Суке») (1972) Марко Феррери она станет в буквальном смысле преданной собакой Марчелло. Он подарит ей виллу в Ницце, она ему – «ягуар». Да что там «ягуар»: она научится готовить его любимую фасоль! Вот это любовь!
Завершалось все одинаково: неземные подруги прогоняли его – порой через несколько лет. Нет, не потому, что Мастроянни с 1950 года и до самой ее смерти в 1999 году был женат на актрисе Флоре Карабелле, дочери известного композитора – повезло голодному дебютанту. Одна мелочь сводила на нет романтику и драматизм любви.
Данауэй бросила его, выплюнув: «Маменькин сынок». Мастроянни вел себя как великовозрастный младенец из пошлой комедии по-итальянски: Флора заменила ему мамочку и ничего против этого не имела. Кажется, Висконти, знаток мужской души, посоветовал ей не бить посуду и не обижаться на Марчелло. Он звонил ей в слезах: «Катрин не хочет выходить за меня! Она же обещала! Я сказал ей, что ты разрешила! Я хочу умереть!» Флора утешала: «Да она, наверное, ненормальная. Я тебе говорила: не связывайся с француженками. Хватит, не трать деньги на телефон, возвращайся домой».
Так странно – кроме как об этой карикатурной личной жизни, всех участников которой жалко, о Мастроянни-человеке рассказать нечего. Ну, рос в бедности, обожал поесть, выкуривал три пачки в день – чё еще? Похоже, он действительно жил только тогда, когда играл. Но тогда он прожил не одну, а 150 жизней – как же ему повезло!
Артур Миллер
(1915–2005)
Он остался бы героем школьных учебников, ночным кошмаром студентов – «американским Ибсеном», развенчивавшим в пьесах американскую мечту, если бы не его второй брак, беспощадный и бессмысленный. Артур Миллер и Мэрилин Монро – самая экстравагантная пара ХХ века. Один из самых сильных умов и самая соблазнительная плоть Америки. По прошествии времени они кажутся почти карикатурной, несовместимой четой. Миллер – еврейским занудой-интеллектуалом из Бруклина. Монро – простушкой, сошедшейся с ним лишь потому, что, утомленная собственным сексапилом, тянулась к умникам, штудировала Станиславского и восторженно находила в его пьесах подтверждения тех бредней, которые ей внушили психоаналитики.
Еще чуть-чуть, и можно заподозрить Миллера в том, что именно в его пьесах Монро вычитала свою смерть. Герои Миллера слишком часто кончали с собой, сраженные античным роком, принявшим в ХХ веке облик экономических кризисов или, напротив, пароксизмов экономического процветания. Убивал себя Джо Келлер («Все мои сыновья»), поставлявший ВВС в годы войны негодные детали, но прежде покончил с собой его сын Ларри, бросив свой самолет в смертельное пике. Убивал себя Вилли Ломан, одержимый призраками прошлого («Смерть коммивояжера»), заключив тем самым свою последнюю сделку: продажу жизни за страховку, спасающую от нищеты его семью. Фактически убивал себя в спровоцированной поножовщине грузчик Эдди Карбона («Вид с моста»), не выдержавший презрения близких за донос на нелегала Родольфо, которого ревновал к собственной племяннице.
И еще: Миллер почему-то кажется стариком, заменившим Монро «отца», которого у нее никогда не было. Между тем «старику» тогда было сорок лет – всего на десять лет больше, чем «дочке».
В каждой легенде есть доля легенды. Миллер вроде бы подтвердил репутацию прижимистого сухаря (знакомые говорили, что никому не удалось увидеть Миллера, расплачивающегося по чеку), вовремя смывшегося из опасного супружества, оставив Монро наедине с пилюлями: «Я уделял всю свою энергию и внимание тому, чтобы помочь ей справиться со своими проблемами. К сожалению, у меня это плохо получилось». Да, плохо: хорошо бы получилось только у Господа Бога. А что он мог еще сказать? В конце концов, он сделал Монро прощальный подарок, о котором она мечтала и который не сделал бы ей никто другой. В «Неприкаянных» (Джон Хьюстон, 1961) – по сценарию, который Миллер написал специально для Мэрилин, – она сыграла единственную свою драматическую роль разведенки Розлин Тейбер, прибившейся к трем ковбоям.
Достаточно посмотреть на фотографии Миллера и Монро, чтобы понять: в этом союзе не было ничего противоестественного. Старый циник Норман Мейлер резюмировал: «Влюблены по уши». На снимках – не «ум» и «плоть», а мужчина и женщина. Монро, по версии Мейлера, раззадорена тем, что ей впервые в жизни пришлось целый год кого-то соблазнять, а не поддаваться или сопротивляться мужику. Миллер – вполне себе мачо: долговязый, с мальчишеской ухмылкой победителя на костистом по моде 1950-х лице, с трубкой или сигаретой, зажатой в зубах. Этот брак не мог не кончиться мучительным разрывом именно потому, что они были достойны друг друга. И лучшая эпитафия Мэрилин – слова Миллера: «Она могла так смотреть на цветок, будто никогда раньше не видела ничего подобного».
Да и не был никогда Миллер очкариком-книгочеем. В колледже не читал ничего, кроме газет императора «желтой» прессы Херста. Строил виды на спортивную карьеру, крест на которой поставил выбитый мениск: из-за него Миллера признают негодным к воинской службе.
И не он был эпизодом в биографии Монро, а она – вопреки его собственным словам: «Самоубийство – всегда смерть двух людей» – эпизодом в его биографии. Едва разведясь с ней, он женился на другой знаменитой женщине, встреченной на съемках «Неприкаянных» – фотографе Ингеборге Морат из легендарного агентства «Магнум». А незадолго до смерти 89-летний писатель объявит, что уже два года живет с 34-летней художницей Агнес Барли и намерен вскоре жениться на ней.
До самой смерти он не растратил не только сексуальную, но и бойцовскую энергию, благодаря которой вышел победителем из схватки с Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, сломившей слишком многих. Словно готовясь к схватке заранее, он проверял своих героев на готовность к сделке с дьяволом.