Луи Маль

(1932–1995)

«Человечно, слишком человечно» – так называется документальный фильм Луи Маля (1972), посвященный бесчеловечному ритму конвейера завода «Ситроен», где превращаются в роботов бывшие «естественные» люди, вчерашние красавцы-крестьяне.

«Человечно, слишком человечно» – кредо Маля, объединяющий смысл его фильмов. Хотя он сам отрицал, что у него вообще есть кредо: «Чем дольше я живу, тем меньше доверяю идеям и тем больше доверяю чувствам».

На первый взгляд, его фильмы столь непохожи, что их не мог снять один человек. Джазовый нуар «Лифт на эшафот» (1958) и бурлеск «Зази в метро» (1960), в котором Маль нашел невозможный визуальный эквивалент кувыркающейся прозе Реймона Кено. Экзистенциальная почти монодрама самоубийства «Блуждающий огонек» (1963) по роману безумного фашиста Дрие Ля Рошеля и перенесенный на Манхэттен чеховский «Дядя Ваня» (1994). Притворный вестерн «Вива, Мария!» (1965), классически внятные «Лакомб Люсьен» (1974) и «Ущерб» (1992) и истовая антиутопия «Черная луна» (1974), выросшая из режиссерских снов. Маля удивляло раздражение критиков, неспособных предугадать, чего ждать от его нового фильма. Он искренне не понимал, как можно из раза в раз снимать «один и тот же фильм», чем, в общем-то, занимается львиная доля режиссеров-авторов. Его любимым художником был Анри Матисс: именно потому, что, по мнению Маля, непрестанно «расширял свое поле зрения».

Тем не менее у фильмов Маля есть нечто общее. Он неизменно берется за темы и ситуации, о которых не принято говорить в хорошем обществе, хотя бы потому, что говорить не о чем: моральная оценка выбранных им коллизий безусловна, стара, как мир, ревизии не подлежит.

В «Шуме в сердце» (1971) эта коллизия – инцест. Летом 1954 года, когда французский экспедиционный корпус умирает в осажденной вьетнамцами крепости Дьен-Бьен-Фу, молодая и легкомысленная мама-итальянка, перепив на празднике 14 июля, проводит ночь со своим 15-летним сыном.

В «Лакомбе Люсьене» – это предательство. Летом 1944 года деревенский парубок, такой же красивый и естественный, как рабочие «Ситроена», бездумно и бессмысленно идет на службу в гестапо, когда скорое поражение Германии очевидно даже овцам. Столь же бездумно и спонтанно палачествует и геройствует, столь же бессмысленно погибает.

«Малышка» (1978) – история 12-летней Вайолет, растущей и теряющей проданную на аукционе девственность в новоорлеанском борделе времен Первой мировой войны.

«Ущерб» – трагедия смертоносной страсти между героиней Жюльет Бинош и ее чопорным британским свекром.

Впрочем, обвинения в аморализме вызывали даже невинные на современный взгляд «Любовники» (1958): в те времена адюльтер-мезальянс, бегство томящейся в роскошном особняке героини Жанны Моро с юным любовником относились к разряду табуированных тем. Тем более, что, несмотря на цензуру, Маль снял в «Любовниках» одну из самых чувственных любовных сцен. Открытость чувств для общества невыносимее любой порнографии, а Маль был очень чувственным режиссером. Достаточно вспомнить выхватываемое из тьмы огнями витрин Елисейских полей лицо Жанны Моро, кружащей по ночному Парижу под музыку Майлза Дэвиса в поисках любовника-убийцы в «Лифте на эшафот». Или движение Жюльет Бинош, раскинувшей перед любовником руки на постели, как на распятии, в «Ущербе».

Маль обладал даром посмотреть на любую из рассказанных им, таких аморальных и таких человечных, слишком человечных историй, так, как никто еще не смотрел на них. Режиссеры «новой волны» не раз декларировали: чтобы понять и решить проблемы мира, достаточно просто пристально посмотреть на людей и вещи. За редкими исключениями эта новая философия взгляда так и осталась манифестом. Маль же, сторонившийся любых группировок, включая стаю молодых волков «новой волны», никогда не писавший манифестов «папенькин сынок», совершил именно то, о чем другие только говорили. Он «просто» посмотрел на людей, оказавшихся в ситуациях бесчеловечных или выходящих за рамки человеческого понимания. Он никогда никому не выносил приговоров, не давал моральных оценок инцесту или предательству. Он всегда понимал и прощал своих героев.

Наверное, он просто любил людей и знал, вглядываясь, прежде всего, в самого себя, что человек не хорош и не плох, а человечен. То, как он поступит в конкретных обстоятельствах, в конечном счете, вопрос случайного выбора. Объясняя свой взгляд на природу человека, он цитировал поразительные для непреклонного антифашиста Андре Мальро слова: «Любой, кто одновременно жаждет действия и является пессимистом, уже стал или станет фашистом, если только его не удержит верность чему-то».

Маль был пессимистом. Маль жаждал действия. Цитируя Мальро, он подразумевал, что мог бы стать фашистом, и это тоже был бы вполне человеческий выбор. Но его удержало воспоминание о том, как январским утром 1944 года гестаповцы увели с урока в иезуитской школе, где учился Маль, мальчика-еврея, одаренного, нелюбимого однокашниками, нелюдимого. Из этого воспоминания родится фильм «До свидания, дети» (1987). Когда Маль получал за него венецианское золото, общественность предпочла не вспоминать, что за «Лакомба Люсьена» пресса травила режиссера, обвиняя его в реабилитации предательства и клевете на добрый французский народ. В том числе и из-за этой травли он надолго уехал в Америку.

Где он научился столь пристально, прозрачно, человечно всматриваться в мир? Как ни странно, за пределами человеческого измерения, в «Мире тишины». Так назывался дебютный фильм (1956) Маля о жизни океанских глубин, снятый им в соавторстве с легендарным майором Жаком-Ивом Кусто. Фильм, к изумлению 23-летнего Маля, получил золото Каннского фестиваля, обойдя фаворита конкурсной программы Ингмара Бергмана с «Улыбками летней ночи». Хотя шансов оказаться на дне океана у Маля, в силу происхождения и воспитания, почти не было.

Отец, крупный сахарозаводчик, чья фабрика до сих пор, кажется, остается градообразующим предприятием городка Тюмерье, прочил ему техническую карьеру. Мать надеялась, что он вырастет таким же, как она, благонамеренным католиком. Но, начитавшись богохульника Андре Жида и Фридриха Ницше, 13-летний Маль делал в своем дневнике столь богоборческие и антиклерикальные записи, что, обнаружив их, святые отцы с треском выгнали его из школы. Кстати, «аморализм» фильмов Маля был, помимо всего прочего, реакцией на морализаторские фильмы, которые школьные наставники позволяли смотреть своим воспитанникам. На экзамене же в Политехническом институте он просто сдал преподавателю девственно чистые листы бумаги: семья махнула на него рукой. Тогда-то Маль и узнал, что Кусто ищет оператора для подводных съемок: бегство от семьи и воспитания обрело осмысленный вектор. Тем более, что с 14 лет его любимой игрушкой была 8-мм камера.

Ребенок, открывающий для себя лицемерие и развращенность мира взрослых, – герой Маля. Хулиганка Зази из семьи отпетых фриков, мечтавшая увидеть метро, но так и не попавшая в него из-за забастовки. Гестаповец Люсьен, малышка из борделя, мальчик, выдавший ровесника-еврея случайно брошенным на него взглядом. Все они – несчастные дети.

Работа с Кусто подарила Малю важнейший человеческий опыт бесчеловечного века. Сам майор Кусто, по официальной версии, был связан с Сопротивлением, но эта версия его биографии, мягко говоря, кажется отредактированной. Зато его брат Пьер-Антуан (1906–1958), один из самых оголтелых французских нацистов, редактировал в годы оккупации газету Je suis partout, само название которой стало нарицательным для обозначения истового антисемитского безумия. После войны его приговорили к смертной казни, замененной пожизненным заключением, но уже в 1951 году освободили. Он приходил в дом к брату с такими же, как он, несломленными, нераскаявшимися, в последнюю минуту избежавшими расстрела коллаборационистами. Юный Маль вслушивался в «ужасные вещи», которые говорили они. Похоже, в его сознании братья Кусто слились в одного персонажа, совмещающего, как свойственно человеку, несовместимые вещи.