– Чудище-страшилище! – дразнился другой.

– Джим! – кинулся к мальчику Уоррен. На улице были и другие прохожие, но никто не вмешивался. – Ты цел, Джим?

Хулиганы с хохотом бросились врассыпную.

– Чудище-страшилище! – выкрикнули они хором в последний раз, отбежав на безопасное расстояние.

Уоррен хотел помочь мальчику подняться, но Джим, снова отстранив его, сперва встал на четвереньки, потом с трудом выпрямился, прохромал к костылям и, прежде чем их поднять, долго разглядывал – как показалось Уоррену, с глубоким презрением.

– Я цел, – сказал он по-английски, не глядя на профессора.

Как оказалось, в магазине Уоррен купил игрушку – он отдал её Джиму, едва они сели в машину. Это была юла, на жестяном корпусе которой были нарисованы фигурки разных животных. Когда юла вращалась, казалось, что они галопом скачут по бесконечному замкнутому кругу, по синей полосе, так похожей на океан.

Джим ещё никогда не видел юлы. Красивая, конечно, штука, но он понятия не имел, зачем она нужна, поскольку раньше играл только с камнями, палками и настоящими, живыми животными. А то просто бегал по окрестным лугам, охотился на кроликов, лазал по деревьям или дрался.

Какое-то время он следил, как юла, покачиваясь, вращается на заднем сиденье, потом убрал обратно в коробку, боясь сломать. А после и вовсе забыл.

Корабль был огромен. Снизу он напоминал огромный стальной дом. И звался «Анджелина».

Опять ехать, сказал себе Джим. Он надеялся, что повозкой без волов поиски его семьи закончатся, но ошибся. Корабль ему не понравился: совсем не похож на те, что он помнил (ещё и потому что видел их издалека, с вершины утёса, когда они проплывали, покачиваясь, по океанской глади, как брошенные в ручей щепки). Для начала, у этого не было ни мачт, ни парусов. И потом, разве он был сделан из дерева? Скорее уж из железа, того самого серого твёрдого железа, из которого папаша делал инструменты для работы в поле.

Поднявшись на борт, Джим первым делом простучал обшивку пальцем. Нужно совсем рехнуться, чтобы сделать корабль из железа: все знают, что оно, как и камни, сразу идёт ко дну. А за этой мыслью потянулись и другие: пугающие образы, разом напоминавшие все его сны и кошмары, которые Джим не смог бы описать словами, но из-за которых ему вдруг захотелось как можно быстрее снова сойти на землю, подальше от этой железной штуки, подальше от океана, сулящего новые опасности, подальше от чудовищ, вроде тех, с гравюры, скрывающихся в его глубинах.

Уоррен заметил опасения Джима и сразу понял, что означало это лихорадочное постукивание. Наскоро сверившись с листком, который дала ему Бет, он попытался объяснить:

– Maith, Джим. Всё хорошо, не волнуйся. Понимаю, звучит странно, но, уверяю тебя, стальные корабли прекрасно плавают. Это называется закон Архимеда. Он гласит, что на тела, погружённые в воду, действует выталкивающая сила, равная их весу…

И осёкся. Джим смотрел, не понимая, его глаза казались двумя чёрными дырами, двумя сгустками ужаса. Какой смысл объяснять ему, как, с точки зрения науки, стальные корабли могут бороздить моря?

– Maith, Джим, – повторил Уоррен, обнимая мальчика. – Maith, maith.

Судно покинуло порт и двинулось по южному рукаву реки Святого Лаврентия, пройдя в тридцати милях от города мимо острова Гросс-Иль, который с середины девятнадцатого века на протяжении более чем ста лет принимал прибывающих в Канаду этим путём европейцев, особенно ирландцев. Там покоились останки более семи тысяч эмигрантов, не выдержавших тягот долгого морского путешествия. Гросс-Иль, остров семи тысяч душ.

Один из матросов на «Анджелине», наверное, потомок этих людей, долго вглядывался в береговую линию, потом отвёл глаза и перекрестился.

Все двенадцать дней плавания Джим предпочитал не покидать каюты. Большую часть времени он просиживал поджав ноги на своей койке, сжимая в руке камешек, который дала ему Кэти. На океан мальчик старался не смотреть: от этого зрелища заходилось сердце, а сознание наводняли пугающие образы – пена, крики, рёв, грохот. Что-то смутно всплывало на самом краю его памяти, как неуловимый отблеск, ускользающий блик. Или как демон, притаившийся в тени и вот-вот готовый прыгнуть. Maith, уверял его Бобуоррен. Maith. Но то, что он чувствовал, было совсем не хорошо. Это было плохо, olc.

Однажды Уоррен увидел, как он сидит на корточках на одной из боковых палуб, спиной к океану, и разглядывает канаты, в два раза толще его руки, стальные балки, ржавые заклёпки, лебёдки и всё то прочее, чего не знал и не понимал.