Уоррен выбрался на US-1, первое в американской истории шоссе, серой лентой вьющееся вдоль побережья, соединяя Флориду с Канадой. Впереди лежали четыреста миль асфальта и ещё неизвестно сколько по грунтовым, а то и вовсе не указанным на карте дорогам.

«Как проедешь Бангор, держи на север до Миллинокета, – велела ему Бет, – потом съедешь с шоссе на местную дорогу в сторону плотины Рипогенус. Оттуда поворачивай на запад: там, наверное, штуки три грунтовки, но все три идут вдоль северного притока реки Пенобскот, это уже у самой границы. Знай себе гони на запад – и окажешься в Канаде, на 277-й, а уж та приведёт тебя прямиком в Квебек».

Разумеется, эти указания дал ей прошлым вечером по телефону пресловутый кузен Айк. Бет неразборчиво записала их на газетной странице, и теперь Бобу, катившему навстречу восходящему солнцу, оставалось только надеяться, что соседка ничего не напутала, иначе вместо Канады они рисковали очутиться «прямиком» в объятиях тех, кто за ними охотился.

«Кузен Айк, – рассказывала Бет, приведя наконец эту мешанину хоть в какой-то порядок, – родился как раз в Миллинокете, в самом сердце озёрного края. Он те места знает не хуже, чем карманы собственных штанов. Что ни осень, пару недель там пропадает, на лосей охотится».

Тот факт, что теперь кузен служил в администрации канадской торговой компании, Боб посчитал деталью любопытной, но к их плану отношения не имеющей: главное, что Айк не задавал вопросов, показывая, насколько доверяет кузине Бет. Ему не составило труда организовать каюту для парочки пассажиров-«невидимок», а плата за то, чтобы в капитане судна в самый неподходящий момент не проснулось любопытство, оказалась совершенно адекватной и вполне сравнимой со стоимостью билета на самолёт.

Заодно Бет снабдила Уоррена кратким списком самых необходимых гэльских слов, добавив в скобках их примерное произношение.

Чем дальше они продвигались на север, тем реже попадались населённые пункты, а вместе с ними миля за милей уменьшались и количество встречных машин, и (по мере того, как Боб осваивал управление автомобилем) напряжение, поначалу стальными цепями сковывавшее всё его тело. Дома сменились лесами и водоёмами, округа обзавелись чарующими, хотя и абсолютно непроизносимыми индейскими именами: Сагадахок, Кеннебек, Пассамакводди, Вассукег, – а дорога теперь текла среди холмов и низин, превратившись в плавную череду подъёмов и спусков, похожих на длинные, неторопливые волны.

Около полудня они остановились в Бате, рыбацком городке, основанном ещё в викторианскую эпоху, и, усевшись в тенёчке, под крышей белой беседки в самом центре городского парка, перекусили приготовленными Бет бутербродами. Яркий солнечный свет проникал сквозь пышные кроны вековых деревьев, будто бы в благодарность расцветивших его всеми оттенками зелёного.

Указатель зазывал приезжих посетить Морской музей штата Мэн, упирая на тот факт (по правде сказать, малоизвестный), что именно здесь в 1608 году был спущен на воду первый построенный в Америке корабль.

Джиму хотелось спросить, куда они едут, но он не знал, как это сделать. Оставалось только убеждать себя, что перемещения как-то связаны с его семьёй. То, что женщина по имени Бет расспрашивала Джима о родной деревне, о фамилии, только подтверждало его теорию: значит, Бобуоррен действительно пытался ему помочь. Но сколько времени это займёт? Он уже начинал уставать от перемен, от новых постелей и новых мест, столь непохожих на привычные ему. И каждый такой раз давался всё тяжелее.

А ещё головная боль, пульсирующее чёрное сердце, которое становилось всё больше… И ужасное, разрушительное чувство, что в этом мире для него нет места… Воспоминания путались с реальностью: временами Джиму казалось, что его сны и воспоминания и есть реальность, что Бобуоррен и Бет, их дома на берегу океана и люди в тёмных костюмах, люди-вороны, в глазах которых отражается небо, ему только снятся.

Всё в его голове перемешалось. И постоянно хотелось спать.

Ночь они провели в мотеле неподалёку от Бангора.

Сколько же у Бобуоррена разбросанных по округе домов, подумал Джим. Захочешь переночевать – а домик вот он, рядом.

В книгу регистрации Уоррен вписал поддельные имена, а утром постарался уехать прежде, чем управляющему пришло бы в голову задать какой-нибудь неуместный вопрос.

Мальчик не отрываясь глядел в окно. По сторонам пустынной дороги тянулись леса, казавшиеся непроходимыми, настолько они были густыми. В редких просветах мелькали озёра, похожие на упавшие на землю кусочки неба. А в глазах Джима горел осторожный огонёк надежды. Это был ещё не дом, не Коннемара. Но, возможно, они хотя бы к ней приближались.

Чуть позже, строго по плану, они добрались до Миллинокета – многотысячного, развернувшегося благодаря бумажной фабрике города, ворот в огромный, вдвое больше Массачусетса, озёрный край, а заодно места рождения кузена Айка и театра его охотничьих подвигов.

В Миллинокете остановились у кафе – перекусить, но главным образом чтобы Джим попробовал мороженое. Сперва тот из осторожности оставался глух к просьбам Уоррена: эта холодная водянистая штука выглядела как раскрашенный снег, а есть снег ему казалось глупым. Но стоило мальчику дать себя уговорить и всё-таки попробовать, его ждало невероятное потрясение: штука оказалась сладкой и очень приятной. Он давился крупными кусками, не обращая внимания на мучительно стынущие зубы, и думал о том, сколько снега оставил впустую таять в горах просто потому, что не осознавал, как это вкусно. Интересно, что сказали бы его братья Дэниэл и Патрик? А когда пришло время снова садиться в машину, Джим жестом показал Уоррену, что хочет ещё, в дорогу.

Впрочем, через несколько миль Уоррен заметил, что довольное выражение сошло с лица Джима: мальчик разочарованно оглядывал стаканчик и колыхавшуюся в нём в такт покачиваниям машины жидкость.

– Ну вот, растаяло! – сказал профессор. – Мороженое – оно такое: нужно есть быстро, иначе растает.