Но Джим не отвечал. Он думал, что его обманули: продали вкусного снега, а тот возьми да и исчезни всего за пару минут. Ему так хотелось съесть лакомство вечером, может, в очередном доме Бобуоррена, а вкусная штука пропала, оставив только лужу, похожую на болотную грязь.

– Да ты выпей! – предложил Боб. – Оно и так вкусное!

Но Джим не стал пить. К удивлению Уоррена, он открыл окно и выбросил стаканчик.

Той ночью им не удалось отыскать ни мотеля, ни гостиницы, ни чего-либо ещё. Пришлось спать прямо в машине, на полянке в паре десятков метров от грунтовой дороги, по которой ехали, у самой воды.

Той ночью они видели, как звёзды отражаются в спокойной глади озера, как луна выбеливает сосны и клёны, играет бликами на стволах берёз. И ещё светлячков, сиявших чуть ли не ярче звёзд.

Той ночью Джим подумал, что, наверное, дома у Бобуоррена закончились, вот им и пришлось спать в повозке, едущей без волов и лошадей. И спать в этой повозке, сказать по правде, тоже было очень удобно.

Той ночью Уоррен пытался вспомнить, сколько раз покупал Джеку мороженое. И уснул, так ничего и не вспомнив.

Утром их разбудили первые лучи неяркого солнца. И низкий раскатистый рёв, мигом перекрывший щебетание птиц и шелест листвы: машиной и её обитателями заинтересовался лось-самец. Смотри, жестом показал Уоррен Джиму. Тот, казалось, был впечатлён: ещё бы, настоящий гигант, в могучей, ветвистой, отмеченной следами боёв короне казавшийся ещё больше.

И вдруг мальчик выскочил из машины.

– Стой! Он может быть опасен! – воскликнул Уоррен.

Но Джим, похоже, совсем не испугался огромного животного. Он ковылял к нему своей хромающей походкой, а лось, вопреки ожиданиям Боба, не двигался с места – только принюхивался, готовый бежать со всех ног, едва почуяв опасность.

Мальчик долго и пристально разглядывал его. Уоррену показалось, что сама природа в этот миг замедлилась, застыла – совсем как история Джима, сказал он себе. Тусклые лучи солнца коснулись рогов, тронули вздыбленную шерсть на морде и сошлись на мальчике, словно для того, чтобы осветить его сердце или снова отразиться от той пряжки, с которой всё и началось.

Но и на мальчике они не остановились, ведь их настоящей, единственной целью был чердак разума Роберта Уоррена, теперь уже совсем освещенный.

Общаться – это же так просто, подумал Уоррен. Слова не важны, они только подменяют суть, обманывают. Ребёнок и лось, без тени страха изучающие друг друга, – вот то первое, первобытное общение, в котором, как чувствовал Уоррен, он был лишним.

Джим протянул руку, чтобы погладить лося по шерсти, но тот отступил на шаг – неторопливо, неспешно, скорее даже величественно или, можно сказать, гордо. И вдруг исчез – так же внезапно, как появился, заставив Уоррена сомневаться, а был ли он на самом деле.

Кузен Айк оказался прав: несмотря на все неудобства, вдали от больших дорог им было куда безопаснее. А к полудню третьего дня, выбравшись по едва заметной колее из такой глухой чащобы, что вокруг было темно, как ночью, Уоррен с Джимом вдруг очутились на асфальтированном шоссе, обозначенном цифрами 277. Указатели здесь были уже и на английском, и на французском, а мили уступили место километрам.

«Квебек, 90 км», – прочёл Уоррен на верхнем и почувствовал, что внутри возникло что-то новое, лёгкое – вздох, отголосок мысли, в котором он с удивлением (слишком уж давно в его жизни не возникало этого чувства) узнал надежду. Она, как мотор, понесла вперёд его самого, Джима и даже машину, в которой они ехали. Теперь у Роберта Уоррена была надежда. А ещё был путь, который нужно пройти, и идея, в которую можно верить. И от всего этого кружилась голова.

Пообедать остановились в небольшом крестьянском городке Абенаки: взяли два стейка и яблочный пирог. Уоррен схватился за нож, чтобы, как обычно, порезать Джиму мясо, но Джим, забрав приборы у него из рук, преспокойно справился сам.

Возвращаясь к машине, они прошли мимо магазина, витрины которого ломились от разнообразных товаров. Увидев кое-что интересное, Уоррен велел Джиму подождать его и зашёл внутрь. А когда через пару минут снова появился на улице, то Джим уже лежал на земле: костыли отброшены в сторону, рядом хохочут двое мальчишек.

– Попробуй дотянись, уродец! – вопил один.