Автобус ненадолго остановился в Клифдене – прибрежном городке, над которым парили высокие шпили двух церквей. Пассажиры и водитель наскоро перекусили рыбным супом и свежеиспечённым чёрным хлебом в заведении с видом на главную площадь, где их окружали задубевшие от солнца лица, покрасневшие от ветра глаза и сильные, как тиски, руки тружеников моря, молча попивавших своё пиво или просто глазевших по сторонам.

«А вдруг среди этих людей есть и родственники Джима?» – спросил себя Уоррен.

Возможно, и мальчик задавался тем же вопросом: его глаза изучали лица вокруг с той же ненасытностью, что и недавний пейзаж. Казалось, он хотел их запомнить – или, наоборот, отыскать в глубинах своей памяти.

– По местам! – выкрикнул наконец водитель, взглянув на часы и с трудом сдерживая отрыжку.

Сойдя в Леттерфраке, пропахшей солончаками деревушке на полсотни душ, они первым делом зашли в единственный местный кабачок с гордым названием «Контрабандист» – больше ради информации, чем из желания утолить жажду.

– Как нам добраться до Талли-Кросс? – спросил Уоррен, расплачиваясь.

– А зачем вам в эту дыру? – поинтересовался в ответ трактирщик, оглядывая Джима. В его глазах читалось любопытство пополам с отвращением. – Чёрт! Что это с ним такое приключилось?

– Ничего с ним не приключилось. Он просто ищет свою семью, – отрезал Уоррен.

– Ну, в Талли-Кросс вы её не найдёте. Там вообще нечего искать, – вяло усмехнулся мужчина.

– Как так?

– Деревушка заброшенная, дома стоят пустые, понятно?

Разумеется, Уоррен понял. Честно говоря, слова трактирщика его не слишком удивили: примерно таких слов он и ожидал с того самого дня в лазарете, когда вместе с доктором Джессопом разглядывал одежду Джима, – казалось, это было в другой жизни, а не просто в другом месте.

– И давно? – услышал он словно со стороны собственный голос.

– Что ещё «давно»? – огрызнулся трактирщик.

– Давно деревня заброшена?

– А мне почём знать? Я вам что, учебник истории? Знаю только, что в этой чёртовой деревушке нет ни единой живой души, нравится вам это или нет.

– Оттуда все ушли, когда голод был, – вмешался какой-то парень у стойки. Сидя спиной к Уоррену, он цедил слова так, словно ему до смерти не хотелось делиться информацией.

– Какой ещё голод? – нахмурился Уоррен.

– Величайший из всех, что здесь случались. Половину населения как языком слизнуло.

Уоррен когда-то читал об этом событии, самом пагубном в истории Ирландии. Насколько профессор знал, произошло оно около века назад, спровоцировав беспрецедентную волну эмиграции.