– Добрый день, господа! – крикнул нам слесарь Джулио, недавно похоронивший старую и злую жену. – Вы что? К святому Яннуарию? А я с тех пор, как Лючия померла, и не молюсь больше. Боюсь прогневать Господа!.. Ведь, о большем счастье я и мечтать не смел!

Все мы искренно расхохотались, так как помнили, что эта фурия Лючия не только не пускала его никуда, но иногда, для острастки, угощала глупого добряка пощёчинами.

Но вот из-за угла, возле церкви Кармино, выскочила целая гвардия мальчишек с корзинками, в которых виднелись чётки, статуэтки святого и тут же бутылочки с газовой водой.

– Святой из воска – пять сольдо! Святые чётки – десять сольдо! Acqua gassosa! Acqua d’arancia!

Мы завернули на площадь Рынка, где уже стояли будки с книжками, лотки с лимонами и апельсинами, лотки с рыбой и овощами.

В углу, около прелестной светлой церкви «святого Креста» толпа окружила человека, продающего картинки с жизнеописанием Яннуария.

– Казнь святого – двадцать чентезимо! Избавление от чумы – двадцать чентезимо! Точная фотография святого – пятьдесят чентезимо!

Крики толпы, крики продавцов и визг ребятишек сливаются в безумный гул. Доносятся споры и ругань:

– Porca Madonna! Да что я родил тебе твоего святого, что отдам его задаром! Мне он самому обошёлся по три сольдо за штуку!

– Чудо святого Яннуария – двадцать чентезимо!

– Лимоны, лимоны, свежие лимоны! – выкрикивал детский голосок.

– Помогите больному, безногому! Да поможет вам святой Яннуарий! – И быстро, вприпрыжку догоняя проходящих, «безногий» хватает на лету брошенные сольдо.

Наконец, мы вышли на широкую площадь и по главной улице, запруженной многотысячной толпой, направились к собору. Подвигаться приходилось медленно. Тут и там показывались длинные процессии – одни с крестоносцем во главе, другие несли большие посеребренные статуи святого.

Отовсюду доносились тягучие псалмы и песни, посвящённые св. Яннуарию. Масса народу, преимущественно женщины, дети и увечные, – причитывая, распевая, спешили помолиться о благополучном лете.

Но вот мы добрались до перекрёстной улички и по ней, в обход толпе, кинулись к храму. Но на широкой улице Трибуналов нам пересекли дорогу – толпища, идущие из окрестных деревень. Они несли на себе всякие эмблемы любви и благодарности: восковые руки и ноги, сердца из зелени, сердца из теста. Всё это – подношения святому в благодарность за исцеление от болезни, за удачный год, за крепких здоровых детей…

– Кайтесь, кайтесь! – кричал с какого-то возвышения толстый неуклюжий иезуит, в белом парадном облачении, отирая потный лоб красным платком, и собирая деньги в большую кружку.

– Кайтесь! Близок час великого чуда! Судьба Италии в ваших руках! Кайтесь! Жертвуйте на святую церковь, и да спасёт вас св. Яннуарий.

И толпа бросала деньги хитрому монаху, а он продолжал свою проповедь в том же духе…

Наконец, с большим трудом мы пробрались к боковым дверям собора и устремились к паперти… Наши девицы возмущались тем, что в толкотне им испортили их крест из цветов, Чезаре и Андрео поддразнивали их, а Джиакомо, сняв шляпу, тяжело переводил дыхание.

Из церкви доносились крики, вопли и взвизгивания женщин и детей… Уже здесь в дверях – многие стояли на коленях, ещё более затрудняя проход.