– Товарищ, мы знаем от Капинтрино Алессио, что ты в силах быть «тамбуро»22. Теперь скажи, хочешь ли ты им быть, или ты только подчиняешься необходимости? – произнёс седой человек высокого роста, с красивыми смелыми глазами и гордой осанкой, одетый в простой рыбачий костюм. Воцарилось молчание. Я понял, что каждое слово лжи здесь равносильно самоубийству – и я искренно ответил:
– Товарищи! Я иностранец и никогда не стремился стать членом вашего кружка. Но, раз введённый в него, я обязуюсь быть полезным человеком в том деле, которое предпринято вами сейчас, так как не считаю ограбление вора несправедливым воровством и даже, пожалуй, считаю заслуженным им наказанием!
– Мы выслушали тебя, товарищ. Клянёшься ли ты, что тайны наших знаков, собраний и лиц, поскольку ты их будешь знать, останутся в глубине тебя?
– Клянусь! – спокойно ответил я и, подняв правую руку, произнёс несколько слов присяги, продиктованной мне капитаном.
Вслед затем юный Роберто вышел со мной в зал трактира; как только что вступивший член, я по традиции заказал чуть ли не за двадцать пять франков блестящий ужин.
По возвращении в кабинет, где заседали начальники, мне объявили, что я принят в число каморристов, и я расцеловался со всеми ими… Потом начался ужин, пошли беседы; за ними – игра в домино и шашки. А капитан учил меня запрещённым приемам ножевой драки и защите от них. Таковыми были: во-первых, перебрасывание ножа во время боя в левую руку, и во-вторых, – вместо удара неожиданный бросок ножа. Ученье продолжалось часа полтора… Потом, уже в три часа ночи, большинство разошлось; остались только капитан, красивый старик (Capintesta) и голубоглазый блондин – чиновник главного почтамта. Он вынул ещё не распечатанное письмо из Вены на имя купца П. Нагрев конверт над кипятком, он осторожно вскрыл его и подал мне письмо, оно было коротко:
Когда я перевёл письмо, – кругом расхохотались.
– Вот негодяй, – да ведь, вне сомнения, он даже и не покупал мрамор, и решил надуть патрона, в надежде на то, что раз контрабандная переправа уже есть преступление, то патрон не сможет обратиться к помощи полиции! Ха-ха! Ну-с, для меня программа ясна! – сказал старик.
– Мы слушаем, – почтительно ответили присутствующие.
– Наш новый товарищ, которого мы назовём, не в обиду будь сказано, «Ляргонаре»23 (тут все, не исключая и меня, расхохотались, так как это прозвище вполне ко мне подходило), – наш товарищ напишет по-русски латинским шрифтом две телеграммы. Содержание первой, якобы поданной из Вены (это нам устроит на телеграфе Роберта), таково:
Содержание второй, которую мы пошлём в Вену от имени купца, следующее:
Пока старик говорил, я чётко записал их на двух листах.
– Конечно, купец П. отправляется в Венецию, а одновременно и мы; там он узнаёт, что его патрон выехал утром в Милан. Мы задерживаем П. в Альберго; ночью обыскиваем его, подкладываем вместо денег бумагу, а если у него вместо наличных – аккредитивы, то задерживаем его на несколько дней, пока сможем получить деньги. Потом вызовем его телеграммой в Милан, и туда с некоторыми разъяснениями пригласим и его патрона. А дальнейшее – это уже их дело!
Наутро я дал телеграмму в Вену, а двое (капитан с Роберто) выехали из Неаполя с расчётом на другое утро уже быть в Венеции. День я провёл, как всегда, в работе на берегу. Мне пришлось солгать своим, говоря, что я еду в Рим дня на три.
На другое утро на вокзале нам, прежде всего, сообщили, что П. выехал из отеля; потом появился отельный комиссионер, который усаживал коренастого купца, недурно владевшего французским языком, в купе первого класса. Проходя мимо нас, комиссионер протянул старику записку и скрылся.
Мы сели в соседний третий класс, беззаботно куря сигары. Я не спрашивал старика, подчиняясь общей дисциплине и чувствуя себя только пешкой; но он сам протянул мне записку. В ней было сказано (по сообщению номерного), что деньги при купце, во внутреннем кармане жилета, и что часть денег положена им в банк «Хольм и К°».
Старик сейчас же объяснил мне, что вкладывание денег в мало известный банк – это шаг для большей безопасности, ибо в известных банках могут знать его патрона, а в небольших, конечно, нет.
Мы изредка на станциях наблюдали за купцом. Он, видимо, был недоволен и вызовом в Венецию, и предстоящими объяснениями.