Нравственный прогресс человечества и более справедливое и равномерное распределение житейских благ умягчают, ослабляют и делают постепенно ненужными все формы вмешательства права в жизнь индивидуума. Но прогресс этот идет не так быстро, как бы нам хотелось. Общественный строй в большинстве стран далек от идеального. Представители каждого нового поколения все снова и снова начинают ту же борьбу «всех против всех» за личное благо и преуспеяние. При этих условиях надолго еще, а, может быть, и навсегда, обеспечиваются смысл и существование юридических норм, стеснительных для меньшинства людей высокой нравственности и держащих в узде огромное большинство людей примитивного, чисто эгоистического и, по существу, антиобщественного склада.

Наконец, миллионы людей не могут жить неорганизованно. Не может вестись неорганизованно и сложнейшее народное хозяйство, взаимозависимость частей которого многим стала ясна тоже только в связи с военными событиями. Мы знаем теперь, что это значит, когда на рынке нет ни хлеба, ни крупы, ни масла, ни сахара, ни керосина, ни спичек. Все это не падало с неба! Небось, не забыли мы также злых дней, когда температура в комнатах в холодное время года равнялась уличной, когда заборы и пустующие деревянные дома разбирались на дрова, мертвецов тянули на кладбища на детских салазках, а в аптеках не хватало лекарств для больных. Это было, когда ослабела и застопорила столь ненавидимая анархистами государственная организация. Вдруг стало ясно, что общий организационный центр нужен. Таким центром в каждом государстве является правительство. В последнее время понадобился организационный центр и в мировом масштабе. Сначала таким центром была Лига Наций. Теперь, после Второй мировой войны, им хочет быть Организация Объединенных Наций. Государственные и мировые организационные формы пока несовершенны и находятся в состоянии эволюции, но путь прогресса и совершенствования для них открыт, как он открыт и для каждого отдельного человека.

Несомненно, что на принципиальную оценку Л. Н. Толстым роли государства могло оказать и, наверное, оказало сильнейшее влияние отрицательное отношение его к современному ему российскому государству, с самодержавным царским правительством во главе. Достаточно прочесть только одну главу из «Хаджи-Мурата» – о Николае I, чтобы понять, какое отвращение и какой, чисто революционный по силе, протест возбуждало в Толстом царское самодержавие.

К современной его старости фазе нашей «куцей» конституции с бессильной Государственной Думой Толстой тоже не питал ничего, кроме презрения.

Когда однажды, в 1910 году, ему рассказали о свободолюбивом гражданском устройстве в Швейцарии и когда присутствовавший при этом один из друзей Льва Николаевича заметил, что в Швейцарии нельзя, однако, ожидать отказов от воинской повинности, потому что таких отказов там не допустят, Толстой возразил:

– Да им хоть есть что защищать насилием: это их порядок, которым они пользуются. А кому же нужно защищать наш беспорядок?

Это отношение именно к российскому самодержавному режиму могло, конечно, сказаться и сказалось на отношении Толстого к государству вообще. Некоторые, особенно резкие статьи и суждения о государстве направлялись Толстым определенно в адрес царского – виттевского или столыпинского – правительства.

Но на этом нельзя было поставить точку. Вопрос об управлении общенародными делами и об организации новой народной власти все же нуждался в разрешении.

Новый тип государства, Советское государство поднялось на такую высоту, какой Л. Н. Толстой еще не мог себе представить. Оно стало подлинным представительством трудового народа и служит только народу, а не какому-нибудь «высшему», аристократическому сословию или касте. Все граждане в нашем государстве равны, и всем предоставлены одинаковые возможности развития и честного труда. Земля и фабрики принадлежат народу. «Господ» нет, есть только организаторы, которые выдвигаются из среды самого же народа. Внешняя политика Советского государства – мирная. Оно, вместе с социалистическими странами и странами народной демократии, последовательно и упорно борется за мир, зная, что войны поглощают бесполезно колоссальные материальные средства, а также силы и жизни людей. Перспективы дальнейшего развития и совершенствования государственного аппарата – огромны, и каждому отдельному гражданину остается только изо всех сил трудиться и содействовать дальнейшему прогрессу и дальнейшим успехам нового советского общества, что каждый в СССР и делает, тем более, что и самый труд в советском государстве уже не является проклятием, а стал «делом чести, делом славы, делом доблести и геройства».

Анархистам следует считаться с истиной, отмеченной еще Владимиром Соловьевым и гласящей, что государство существует не для того, чтобы превратить земную жизнь в рай, а для того, чтобы помешать ей окончательно превратиться в ад¹¹⁴. Вот чего не учитывал я в своей молодости, идя за Л. Н. Толстым.

Но только деятели российской революции и тут внесли поправку. Они, действительно, верят, что жизнь земная может быть превращена в своего рода «рай». И я, вместе с ними, думаю, что если в течение 100–200 лет прикладывать к делу переустройства государства и общества ту же колоссальную энергию, какую они прикладывают к этому делу теперь, и если не возникнут исключительные, чрезвычайные препятствия со стороны, то жизнь и на самом деле может стать прекрасной, как в нашей мечте, называемой раем.

В 1907 году старик Суворин бранит в своем дневнике тогдашнюю петербургскую публицистику, не исключая и своей газеты. «Все стало дрянью, именно дрянью, – говорит он и продолжает. – Когда народ голоден, беден и невежествен, то во имя его может сказать что-нибудь смелый гений, а не подделыванья под него, не дворяне с добрыми намерениями, но без дел, не буржуа-кадеты, у которых больше капиталов, чем талантов и ума»¹¹⁵. И тут само собой подвертывается имя: ЛениН Вот кто был тем смелым гением, который, во имя голодного, бедного и невежественного народа, снова, как Петр, «Россию вздернул на дыбы» и затем вывел ее на широкий и благодарный путь социалистического развития.

Величайшего значения политическим домыслом со стороны основоположников марксизма было соображение о революционном призвании пролетариата. Только они, марксисты, утверждали, в противоположность нашим «народникам» и другим партиям, что именно рабочие, а не крестьяне и не другие классы, произведут и доведут до конца революцию. «Потерять они могут только цепи, а выиграть целый мир»¹¹⁶. Крестьяне, хоть и страдали так же, но были разрознены, а отчасти (вспомним о кулаках, мироедах!) заражены тем же консервативным, буржуазным душком, как и все вообще собственники. Нет, только на одних рабочих можно было положиться!

Ленин тоже уверял это с первых же шагов своей деятельности, проявляя и тогда, и в дальнейшем, несокрушимую уверенность в единственной правильности своего пути.

Он победил. Что сказали бы теперь народники, «экономисты», постепенновцы, кадеты et tutti quanti?¹¹⁷ Говорить им было бы нечего, а между тем заря коммунизма охватила уже не только Россию, но и ряд других стран: великий Китай, Кубу, Польшу, Венгрию, Чехословакию, треть Германии, Румынию, Болгарию, Югославию, Албанию… Рабочие стали руководящим сословием в этих государствах. Буржуазия Европы и Америки трепещет.

Где-то коммунизм еще только подымает голову и борется, – в России, в Советском Союзе он уже победил и созидает, и созданное им огромно, неожиданно колоссально. Жаль, что в работе Гитлер на дороге попался, помешал. Но, отбросив Гитлера, великая страна идет дальше, и нельзя даже гадать о том, как поразительны будут новые успехи коммунистического строительства.

Вот что сделала партия пролетариата, призвав в союзники крестьянство и интеллигенцию. Огромность и широта этой исторической картины ослепляют. Народ живет в своем порыве одной жизнью. Ленин и другие отошедшие вожди не умерли: они трудятся и борются в тех, кто перехватил их знамя и с той же энергией идет по их стопам.

Переворот всей жизни – полный, полный и плодотворный: разбужены и пущены в ход силы всего народа, бывшего народа «обломовщины» и «пошехонья». Наконец-то богатырь проснулся и встряхнулся. Расправив свои члены, он принялся за борьбу и за работу. Картина – грандиозная.

И Гитлер в свое время встряхнул Германию. Но его движение не было всенародным, это была затея правящих классов, затея буржуазии, да притом – затея хищническая, направленная к завоеванию и ограблению чужих стран и народов. В этих внутренних ошибках был и приговор судьбы над гитлеровским движением. Коммунизм – народен и честен. Он несет хлеб бедняку, создает человеческое жилье для рабочего, проводит каналы и орошает безводные степи, оплодотворяет целину, электрифицирует деревню, строит избы-читальни и дома культуры, вводит всеобщее обучение, всех лечит, всех равняет, всем дает работу, заботится о стариках, о детях. Того, что раз завоевал, народ уже не отдаст.

Да, только таким, эпическим языком и можно говорить о последнем 40-летии жизни бывшей России и населяющих ее народов. Я не политик, но и не настолько слеп, чтобы не видеть всей широты, всей глубины и всего значения тех политических перемен и того глубокого переворота в экономике, с построением промышленности, с обобществлением земли и т. д., и т. д., которые осуществлены на моей родине. Особенно теперь, по окончании страшного «экзамена» – Великой Отечественной войны. («Колхоз победил», – говорил о разгроме гитлеровцев Советами один мой знакомый, старый чешский агроном, работавший когда-то в России.) Если раньше, не занимаясь политикой, я не понимал дела Ленина, то теперь, когда оно может уже считаться, в основе, осуществленным и когда дороги назад нет, а старый и слишком узкий «толстовский» горизонт не удовлетворяет, стыдно и обидно было бы для меня, как и для каждого русского человека, расходиться с своим народом в оценке избранного им пути. Последователи Маркса и Ленина – реалисты. Поэтому они избрали путь материальных перемен: путь перестройки производительных сил и производственных отношений. Изменение бытия людей вызовет и перемену в их сознании. Нельзя оспаривать – в отношении масс – справедливости этого положения. Надо сначала накормить голодного, а потом уже начинать с ним разговоры о нравственных проблемах. Порадуемся, что капиталистическая эксплуатация уничтожена, что нашему рабочему и крестьянину живется легче, что культурные потребности самых широких кругов народа неизмеримо выросли и что необозримые горизонты открыты перед советским человеком и в политике, и в экономике, и в культурной жизни.