VI. Государство

«Когда-то правительство являлось необходимым и меньшим злом, по сравнению с тем, какое происходило вследствие беззащитности человека среди организованных соседей, но сегодня правительства стали ненужным и гораздо большим злом, по всему тому, что проделывают они с своими народами», – говорит Л. Н. Толстой в своей статье «Патриотизм и правительство»¹¹⁰.

«Теперь уже нет особенных насильников, от которых государство могло защищать нас», – добавляет Лев Николаевич в своем сочинении «Царство Божие внутри вас»¹¹¹.

На этом основывает Толстой свое учение о государстве или, вернее, о безгосударственности. Люди стали хорошими, непрерывно совершенствуясь в течение двух тысяч лет с тех пор, как появилось христианство. Государство больше уже не нужно им.

Ах, как ошибался Лев Николаевич! Как он идеализировал человека! И как хорошо, что из могилы своей он уже не видел, какие бури пронеслись над человечеством со дня его кончины 7 ноября 1910 года! Не видел хотя бы тех 70 немецких трупов, которые гитлеровцы, заняв Ясную Поляну, захоронили вокруг его могилы… вокруг того священного холмика, на котором он, в детстве, с братом Николенькой, закапывал благословенную «зеленую палочку» с написанным на ней законом любви.

Закон любви… А тут немцы прошли, с огнем и мечом, почти всю Россию, добрались до Ясной Поляны и подожгли дом великого Толстого!.. Хорошо, что нашлись люди, поставленные государством, которые потушили пожар и спасли дом, которые вырыли 70 разбойничьих трупов и освободили от их непрошенного соседства могилу одного из величайших гениев России.

Хорошо… да, хорошо, что государство, Советское правительство организовало защиту страны и, хоть с величайшими жертвами и усилиями, но выкурило полчища нового Чингисхана из пределов русской земли. Первый Чингисхан посетил Россию в XIII веке, второй (если не считать Наполеона) в XX. Много ли стали люди «лучше» за это время? И точно ли теперь уже нет «тех особенных насильников», от которых государство могло бы защитить нас? Нет, видно, есть еще насильники. И если этого не видел Л. Н. Толстой с его идеализмом, то это хорошо видели и понимали последователи Маркса и Энгельса, знающие, что «насилия» рождаются не сами собой и не оттого, «лучше» или «хуже» стали люди, а из недостатков и несправедливости существующего политического и социального строя, из животного стремления капиталистов и хищников народного труда защитить всеми средствами свои преимущества и привилегии, а, если можно, то захватить и новые, хотя бы пришлось для этого уничтожить тысячи и миллионы людей и со всей беззастенчивостью наброситься на чужое имущество. Поэтому-то люди труда должны быть всегда готовы к самозащите.

Гитлеровское нашествие – один урок, один пример коварного, изменнического (ибо существовал договор о ненападении) и ничем не вызванного насилия.

Другим уроком, другим примером послужила для меня история, разыгравшаяся в 1919 году в родном моем городе Кузнецке, в Сибири. Там одно время установился короткий промежуток анархии, междуцарствия, когда Советская власть еще не взяла правление в свои руки, а представители старой власти бежали, исчезли. Именно в этот переходный период безвластия, анархии появилась неизвестно откуда взявшаяся, разбойничья банда «роговцев», называвших себя анархистами. Она терроризировала город, сожгла ряд зданий и церквей, в том числе историческую Богородскую церковь, связанную с именем Достоевского¹¹², из церковной парчи и шелков понашила себе штаны и рубахи, перерезала множество «именитых» и неименитых граждан, которым рубила или отпиливала головы, одному священнику вырезала язык и воткнула в спину штык, одному городовому с фамилией моего школьного товарища, возможно – именно этому товарищу, разрезала брюхо и наполнила его битым стеклом и т. д., и т. д. Это не были ни большевики, ни их противники в борьбе за власть. Это была именно самородно возникшая, на почве пресловутого безвластия и анархии, злая сила, которую извергло темное, неисследованное и не поддающееся исследованию нутро народа. Темные элементы вдруг почуяли, что теперь-то им только и разойтись. Если бы в городе были власти, они защитили бы людей и их достатки от разбойников. Но властей не было.

Уже из этих двух, приведенных мною «примеров» видно, что существование государства и правительства, пока что, имеет-таки свою raison d’etre¹¹³ и что Лев Николаевич слишком преувеличивал высоту того нравственного уровня, на котором стоит человечество. Высокие и благородные люди, пламенные идеалисты, каким был Толстой, обычно и о других думают как о равных себе, и вот в том-то все горе, что на деле этого нет. Людская, злая стихия без государства разыгралась бы, вероятно, так, что перед этим стушевались бы все преступления государства. Потому-то из двух зол и приходится, действительно, выбирать меньшее, – только не анархию, а именно государство. Да, это – сила. Да, к сожалению, это – сила, которая иногда стесняет добрых. Но она же и сила, которая вяжет злых и оберегает родные пределы от внешних нападений.

Если уж не суждено нам отделаться совсем от темных, т. е. внушаемых безудержным животным эгоизмом проявлений нашего «я», то проявления эти, по крайней мере, должны быть дисциплинированы и введены в соответствующие рамки. Так возникает право.

Поскольку общество непосредственно заинтересовано в поведении человека, оно, в целях самозащиты, организует контроль над его действиями. Целям этого контроля служат: законы об охране труда и трудовой собственности, об охране личности против оскорблений, институт брака, всевозможные полицейские и судебные установления и т. д., и т. д.