С. В. Трудно судить их за это. Может, это разрушительно сказывалось на их здоровье. Один из «наших» евреев просто отказался слушать, когда мы попытались рассказать ему, что стало с его же собственными родителями. Да и вожди сионистского движения во главе с Бен-Гурионом не были заинтересованы в том, чтобы мы говорили о Шоа, ведь у возродившейся страны были герои Войны за независимость. И это был действительно героизм – противостоять армиям семи арабских государств и возродить еврейское государство…
П. Ш. Но в Израиле все знают о Шоа.
С. В. Обстановка изменилась. Все знают. Многие заявляют, что эта жертва способствовала созданию Государства. Память о прошлом оправдывает необходимость усиления Израиля.
П. Ш. Как я понимаю, вы с женой сердитесь за вынужденное молчание. Об этом не любили говорить, но вам это не мешает, вы об этом сказали.
С. В. Я об этом говорил, но меня не слушали, и я говорил обо всем в окружении таких же, как я сам, до сегодняшнего дня. Все наши разговоры в конце концов приводили к теме Шоа.
П. Ш. Ваша дочь – в теме вашего прошлого?
С. В. Да, и наша дочь имеет глубокие познания в данной теме. Моя мама, воспитывавшая ее, много рассказывала о судьбе двух дочерей, убитых в Треблинке, и мне воспоминания о лагере уничтожения тоже не дают покоя…
П. Ш. Только ли голова помнит – или другие части тела тоже напоминают вам о том мрачном времени?
С. В. Все помнит и все напоминает. В возрасте 16 лет в сентябре 1939 года я добровольно вступил в Польскую армию. Я получил тяжелое ранение в позвоночник в районе города Хелмно. Несколько месяцев провел парализованный на больничной койке, и до сегодняшнего дня у меня на спине сохранился глубокий след от ранения. Однако я, как видно, создан из хорошего материала, поскольку нахожусь в форме и дожил до 82 лет.
П. Ш. Ваш отец занимался украшением синагог рисунками, но, как я понял, Вы не были религиозными людьми. Есть такая фраза: «Бог умер в Аушвице». Вы согласны с этим утверждением?
С. В. В Треблинке его тоже не было. В свое время я хотел назвать свою книгу «Бог в отпуске», однако издатели были против. Когда я был в Треблинке, я видел небеса, но не Бога. Было время, когда встречались ежегодно 2 августа мы, единицы, которым удалось выжить, и вспоминали тех, кому это не удалось.
П. Ш. Философ профессор Эмиль Людвиг Факенхайм, прошедший нацистские лагеря, утверждал, что все 613 мицвот обязывают евреев выполнить еще одну мицву – не забывать об уничтожении народа. Этому народу запрещено забывать о своем прошлом…
С. В. Да, это верно, нам запрещено об этом забывать. Но здесь нет никакой связи с Богом. Это две разные вещи. От страшного прошлого есть у нас защита – атомная бомба. Благодаря ей враги наши знают, что мы сильны. Нельзя, чтобы уничтожение повторилось. Это чувствуют не только те, кто пережил Холокост, но и молодое поколение. Это идет от отца к сыну. Израиль должен быть сильным. Мы окружены миллионами ненавидящих нас арабов, и то, что нас держит, – это сила.
П. Ш. А евреи во всем мире?
С. В. Существование государства Израиль дарит им хорошее чувство, что в случае необходимости им будет куда бежать. У нас не было такой возможности.
Материалы советских следственных органов о треблинских лагерях
Вниманию читателей предлагается комплекс документов, связанных с проводимым советскими органами расследованием нацистских преступлений в треблинских лагерях. Прежде всего необходимо обратить внимание на контекст появления этих источников.
Одним из итогов успешного развития операции «Багратион» стало начало освобождения территории Польши, в том числе и тех районов, где находились лагеря смерти. 21 июля 1944 г. был сформирован Польский Комитет национального освобождения (ПКНО), который стал польским правительством, альтернативным тому, что находилось в этот момент в Лондоне. Политические, военные и организационные усилия, обеспечивающие союз Польши и СССР, требовали и определенной символической подпорки. А потому среди прочего стала активно использоваться тема общей трагедии – польский и советский народы как жертвы нацистского геноцида.
23 июля Красная Армия завершила освобождение города Люблин, а вместе с ним и одноименного концентрационного лагеря СС, больше известного как Майданек. За годы существования через него прошли не менее 150 тыс. человек, из них 80 тыс. были убиты. На момент прихода советских войск там оставалось чуть более 1 тыс. заключенных, которых нацисты не успели эвакуировать. Равным образом и инфраструктура лагеря не была разрушена полностью – сохранились отдельные документы, печи крематория, газовые камеры, бараки и прочие постройки. А также множество трупов, разбросанные человеческие кости, вместо земли – смесь песка, пыли и пепла от сожженных тел. Увиденное настолько шокировало советское командование и простых солдат, что было принято решение: предать Майданеку максимально возможную огласку. Поскольку к лету 1944 г. состав заключенных носил интернациональный характер, причем значительную часть составляли поляки, то история лагеря прекрасно вписывалась в прагматику официальной пропаганды: освободительная роль Красной Армии; борьба против фашизма, стремящегося уничтожить все народы Европы; братство советского и польского народов, ставших жертвами нацистской политики уничтожения. Уже в начале августа район лагеря посетили журналисты, а в десятых числах в центральных и фронтовых газетах стали появляться развернутые репортажи. 18 августа состоялось первое заседание польско-советской чрезвычайной комиссии по расследованию немецких злодеяний на Майданеке в Люблине. За десять дней ее члены опросили ряд свидетелей, под ее эгидой производились выборочные эксгумации. 27–28 августа была проведена международная пресс-конференция, а в сентябре опубликовано специальное коммюнике, подводящее итог расследованию[561].
Именно на фоне этих действий, превративших Майданек в один из символов нацистских преступлений в глазах жителей СССР, разворачивалась работа по предварительному расследованию происходившего в других лагерях смерти – Собиборе и Треблинке. Изучение событий в первом из них (вернее, на территории, где он находился еще год назад) началось в конце июля 1944 г., а уже 25 августа замначальника Главного политического управления РККА И. В. Шикин направил на имя председателя Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию и установлению злодеяний немецко-фашистских захватчиков (ЧГК) Н. М. Шверника письмо, в котором говорил о массовом уничтожении евреев и предлагал членам комиссии подключиться к расследованию. Однако, к сожалению, дело осталось без движения.