Одной темной ночью мы с Ханкой пошли по дороге к доктору Желиньски, чтобы передать ему добытые 450 000 злотых. Мы проваливались в сугробы, дул сильный ветер, снежные хлопья залепляли глаза. От линии фронта, проходившего рядом с Вислой, до нас доносился гром артиллерии, а из лесов Кампинос – звуки продолжительных боев. Самолет пролетел над нашими головами, и неожиданно взорвалась осветительная авиабомба – стало светло как днем на земле, покрытой снегом. Затем она погасла, и вновь воцарилась тьма. Пока светилась авиабомба, мы лежали, вжавшись в землю, чтобы нас не обнаружили, а когда вновь наступила тьма, встали и продолжили путь – преодолевали сугробы, пока не достигли медицинского пункта.

Постучали условным стуком[557], и нам открыл сам доктор. Мы с облегчением поднялись в комнату под крышей и сразу же подошли к печке, чтобы согреться. Пребывание в теплом месте подняло настроение, мы решили продолжить путь лишь на следующий день. Еще не успели снять рюкзаки, как доктор с сияющим от счастья лицом разлил нам водку и с удовольствием сообщил, что у него для нас добрая новость:

– Фронт движется! Русские, в конце концов, начали наступление, прорвали линию обороны немцев у Магнушева и, вероятно, завтра будут здесь. Вам надлежит немедленно отправиться в Копытув и срочно организовать оборону двух мостов, не дать немцам их взорвать. Как мне известно, в деревне есть для этого достаточно оружия. А сейчас идите. Встретимся после освобождения!

Была ночь 19 января 1945 года. Сердечно попрощались с доктором. Мы больше не чувствовали ужасного мороза. Информация согревала наши сердца и добавляла скорости, когда мы утопали в сугробах снега. Мы должны были перейти железную дорогу примерно в пятистах метрах, опасались патрулирующих ее немцев. Неожиданно услышали сильный взрыв и поняли, что железнодорожный мост взорван. Побежали к нашей квартире, где нашли Жигмунта в компании молодых ребят. Я приказал раздать им все оружие, и мы повернули в сторону дороги Варшава – Лодзь – Берлин. Мы ползли к дороге и смотрели в сторону бесконечной вереницы отступавших немецких войск, машин с военным имуществом, санитарных, испуганных солдат, повозок, запряженных лошадьми, – все это быстро двигалось в полном хаосе, чтобы как можно скорее уйти от надвигавшегося фронта.

Грохот пушек заглушал шум и суету на дороге. С востока все сильнее доносился грохот взрывов. Пара ребят, сопровождавших меня, нашли брошенный в придорожной канаве грузовик, полный легкого вооружения, вооружились винтовками, несколькими пулеметами, большим количеством патронов и парой ящиков с ручными гранатами. Мы не знали, какова численность противостоящего нам противника. Нашей целью было закрыть немцам проход через мост и тем самым не дать им его взорвать.

Занялся рассвет, и вместе с ним появились два советских самолета, они парили над мостом. Я дал команду открыть пулеметный огонь в сторону моста, запруженного немецкими солдатами. Дорогу вдоль села тоже накрыли огнем из легкого стрелкового оружия. Уже после первого залпа из-за подбитой машины на мосту возник затор. Одиночные немецкие солдаты пытались прорваться через заградительный огонь и перебежать через мост. В это время советские самолеты открыли огонь по центру закрытой нами дороги. Немцы ответили беспорядочной неприцельной стрельбой, однако на нас сразу же обрушился сильный и прицельный огонь немецких солдат, получивших приказ защищать мост с обеих сторон. Перестрелка продолжалась до наступления темноты. Внезапно вся территория осветилась осветительными ракетами, выпущенными из-за железнодорожного полотна, и появившиеся белые фигуры, сливавшиеся с заснеженной землей, приблизились к нам.

Это были советские солдаты[558]. Один из них обратился к нам на русском:

– Кто ваш командир?

Я подошел к нему. В темноте мне было трудно рассмотреть черты лица, прикрытые меховой шапкой, увенчанной красной звездой. Я представился как командир отделения партизан, и он протянул мне руку в меховой перчатке и тепло пожал руку[559].

Мы двинулись вперед. Вокруг летали вражеские пули. Одиночные немецкие солдаты продолжали вести огонь из-за горящих машин и перевернутых повозок. Мы продолжали вести огонь в сторону моста. Ханка и Жигмунт сражались в первых рядах. Когда расстояние до поста охраны сократилось, из-за разбитой машины я кинул несколько гранат в немецкий пост, откуда по нам велся непрерывный огонь. После этого на немецких позициях все затихло. После тяжелого боя мост был в наших руках. И вот мы стоим – Ханка, Жигмунт и я – на взятом мосту.

Мимо проходили советские солдаты и приветствовали нас радостными криками:

– Привет, товарищи! За Родину! Вперед, на Берлин!

Словно молния, в мозгу промелкнула мысль: «Родина? За кого я воюю?»

Перед глазами прошли образы тех, кого уже нет. Я тоже начинаю двигаться в сторону Берлина, но иду не за Родину. Я должен отомстить за погибших в Треблинке, отомстить за кровь моего народа, который убит…

От моих размышлений меня оторвал голос:

– Иго, что с тобой? Ты не слышишь, что звук сирены уже прекратился?

Окружающая меня тьма медленно рассеивается. Напротив – улицы Тель-Авива, полные солнца. Начало Дня Памяти Катастрофы и Героизма…

Удим, 1984 г.