– Папа!
Отец с трудом разлепил глаза, выпростал руку из-под одеяла, его «перст указующий» был направлен вверх, на потолок:
– Там… Застрял снаряд…
Отец был цел и невредим. Я взорвался:
– Случилось то, о чем я тебя не раз предупреждал! Я же просил тебя спуститься вниз, в подвал, вместе со всеми, но ты всегда упрямился и боялся «быть погребенным». Чего ты еще ждешь? Почему? Половина дома уже разрушена, тебе этого мало?!
Голубые глаза отца, устремленные на меня, были полны грусти:
– Да, делать нечего, придется идти в подвал. Но ты знай, я заговорю. Так или иначе, все имеет свой конец. Так зачем мучиться и изображать немого? Скажу, что после бомбежек я стал немым, а после шока от взрыва речь вернулась ко мне.
Я помог ему спуститься в подвал. Соседи, находившиеся там, освободили ему место. Назавтра я пришел навестить отца, и соседи мне радостно сообщили, что к нему вернулась речь после взрыва снаряда, и я выказал неслыханную радость по поводу этого большого чуда. Я нашел его на ступеньках, ведущих в подвал, окруженного жителями дома. Он заканчивал рисовать углем голову Иисуса на фоне креста, на котором было написано: «Иисус, я верю в тебя». Когда он закончил работу, соседи выразили энтузиазм, граничащий с экстазом. Они поверили, что голова Иисуса защитит их от всех угроз и опасностей (до сих пор этот рисунок сохранился на потолке этого подвала).
Весть об этом событии распространилась с быстротой молнии по домам и по всей округе (люди, собиравшиеся в подвалах, связанных между собою в подземную улицу, находились в постоянном контакте между собой). Версии того, что и как произошло, были разные, но все сводились к одному: профессиональный художник хотел отблагодарить Иисуса и нарисовал его образ в знак благодарности. В те дни у отца не было недостатка в еде, соседи приглашали его к столу, делились скудной и скромной трапезой. В один из дней я нашел ящик свечей и отправил его отцу. Из-за отсутствия электричества в дни восстания свечи были настоящим богатством, и отец в благодарность за еду раздавал свечи соседям.
В тот период Варшава столкнулась с серьезной проблемой – нехваткой продовольствия. Другими словами, надвигался голод. Штаб дал нам задание принести мешки с кормовым ячменем для штаба и всей бригады. Мешки с ячменем мы обнаружили на складах завода по производству пива «Хабербуш» и теперь искали тех, кто поможет их доставить в город. Мы объявили: ищем добровольцев среди населения и что принесший мешок получает половину содержимого. Из-за царящего в городе голода добровольцами вызвались немало людей, и это несмотря на смертельную опасность.
Большой колонной человек в 80 мы двинулись на север Варшавы. Большую часть пути мы проделали под землей: отверстия в стенах, вырытые в подвалах домов, создали своего рода туннели. Жители, находившиеся здесь, показывали путь добровольцам, чтобы те не заблудились в лабиринтах подвалов. В узких проемах и проходах было тяжело двигаться. В глубинах подвалов размещалось много семей, чьи постельные принадлежности были разложены прямо на земле, но они уже привыкли к движению вокруг и не обращали внимания на проходивших мимо людей.
Мы подошли к траншее у дороги, соединяющей северную и южную части центра Варшавы. Это была неглубокая траншея, лишь такую удалось выкопать, так как ниже находилась бетонная крыша железнодорожного туннеля, и она со всех сторон простреливалась немцами. Когда мы добрались ползком до центра бульвара, немцы открыли по нам адский огонь из минометов, и мины стали взрываться над нашими головами и на пути. Одна мина упала, убив насмерть двоих наших и ранив четверых. Мы добрались до них ползком по траншее, перенесли их на другую сторону бульвара, где ими занялись фельдшеры. Мы потеряли шесть гражданских.
Мы продолжили продвигаться колонной к складам пивоварни «Хабербуш». Каждый участок простреливался немцами и переходил из рук в руки; были минуты, когда участок находился в руках немцев, а после стремительной атаки переходил в руки граждан. В такие минуты и можно было вынести со складов мешки с ячменем. Когда командир военного подразделения видел, что мы находимся поблизости развалин, он командовал нам прятаться в них, пока огонь немцев не прекращался. Эти развалины не казались мне надежным укрытием от снарядов, и я стал искать более надежное место для укрытия своих людей, а потому продвинулся на улицу Проста, в сторону одного сгоревшего дома. За стеной дома заметил двух людей, но, когда я попытался приблизиться к ним, они убежали. Поначалу подумал было, что это немцы, поскольку вокруг находились немецкие опорные пункты. Я крикнул им: «Стоять, или буду стрелять!». Услышав, они остановились и подняли руки, и я приблизился к ним с направленным на них пистолетом. Подойдя вплотную, заметил, что у одного из них очень семитские черты лица. Спрашивая, почему они убегали от меня, заметил на их лицах дикий страх. Один из них спросил меня:
– Пан сержант, что вы хотите от нас?
– Ничего не хочу от вас, мне только непонятно, почему вы от меня бежали, когда я к вам приблизился? – Я смотрел на одного из них, весь в напряжении, и затем спросил его:
– Пан ест жидем?
На лице его мгновенно отобразился страх. Видя это, я сказал, что у них нет никакой причины бояться меня, поскольку и я еврей. Они посмотрели на меня с недоверием, и тогда, чтобы успокоить их, я сказал несколько слов на иврите. Они спросили меня, не служу ли я в Армии Крайовой?
– Нет, – ответил я. – В Армии Людовой, но скажите, почему вы так боитесь?
Мужчина не ответил мне, лишь намекнул, чтобы я последовал за ним, и я вошел в ворота дома номер 10 на улице Проста. Перед нами были следы кровавой бойни: лежали трупы мужчин, с которых была снята обувь, мы прошли мимо них и вошли в подвал, где находились мертвые женщины и дети.
– Что здесь произошло?