Один из местных жителей проявил сочувствие ко мне и привел по узкой дорожке к берегу реки, показав мне деревянную балку, по которой я перебрался на маленький остров, покрытый кустами и окруженный водными растениями. Я лег и мгновенно уснул. Проснулся я от полчищ комаров, которые жестоко жалили меня во все открытые участки тела, вызывая болезненные раны.
На противоположном берегу реки раздались голоса на русском или украинском белорусском. Я услышал несколько выстрелов. Потом люди удалились, и все стихло. Несмотря на жестокие атаки комаров, я заснул на рассвете.
Утром на островке появился фермер и очень удивился, увидев меня. Он подошел и спросил, как я спал. Я что-то неохотно пробурчал и посмотрел на него с недоверием, но у него не было никаких злобных намерений. Видимо, он понял, кто я и как сюда попал. Он сказал, что немцы ведут активные поиски с привлечением гарнизонов Малкинии, Соколув-Подляски[487] и Седльца. Они поголовно проверяют документы на дорогах у проходящих и возвращающихся, обыскивают деревенские дома. В его дом прошлой ночью ворвались немцы и сейчас они повернули к верхнему течению реки. Я еще полежал несколько часов на острове, пока не почувствовал голод и жажду. Попил воды из реки, помылся и медленно двинулся вперед.
У меня не было какого-то ясного плана к действию, я полагался только на свою интуицию. Я пошел в сторону, куда были направлены поиски, и продвигался в ту сторону. Когда я дошел до следующей деревни, вновь рассказал, что освободился из рабочего лагеря. Я сослался на фамилии, которые услышал в Вольке, и это вызвало доверие крестьян. Меня хорошо приняли, хотя было ясно, что от меня хотят избавиться, и как можно быстрее. Мне дали еды на дорогу, и я продолжил путь.
Под вечер, когда стемнело, я пришел в другую деревню и подошел к группе крестьян, которые стояли на дороге и спорили между собой, спросил их, смогу ли я поесть и переночевать. Моя просьба их испугала. Они решительно отказались и, чтобы избежать последующих просьб, рассеялись по домам. С трудом продолжал идти. Встретил еще одного человека, снова вернулся к своим вопросам, и снова мне ответили полным отказом. Я походил по деревне еще некоторое время и, когда уже совсем стемнело, нашел себе на гумне место для ночлега. Сделал себе постель из сена, улегся и внезапно почувствовал, что лежу на ком-то. При свете луны я узнал одного из товарищей по побегу из лагеря, еврея из Гродно, лицо которого было скрыто большим головным убором. С жарким восходом солнца выяснилось, что внутри гумна было как минимум четыре человека, никто не разговаривал, поскольку каждый боялся друг друга[488].
В тот день я метался словно зверь в западне. Тащился по полям и обходил болота. Останавливался на окраинах деревень или ферм и в любом месте ощущал запах опасности и возможность предательства. Нога тревожила, но, несмотря на боль, я старался держаться и сохранять мужество. Я хотел как можно дальше отдалиться от сожженного лагеря, после чего уже можно было как-то устроиться. В обуви я сумел спрятать сто долларов, в то время достаточно хорошая сумма, с ее помощью можно было раздобыть приличную одежду и запастись на какое-то время едой.
Перед наступлением вечера пришел в деревню. Возле гумна собралась большая группа молодых мужчин. Подошел к ним, спросил, как называется место. Они с диким смехом ответили: «Radość[489]» (в переводе с польского «радость»), и я понял, что они меня осмеивают.
К тому, что мне ответил и высмеял, я обратился с вопросом:
– Ты в каком полку, блядий сын, служил? Я в шестьдесят шестом пехотном.
Он униженно потупил глаза, другие тоже почувствовали себя неловко. Один из них показал мне дорогу. Он посоветовал мне идти по той дороге, которая более безопасна. Я пошел по указанному пути и, пройдя считаные километры, оказался в лесу. На другом конце леса стоял деревенский дом, обнесенный старым черным забором. Из окошка был виден мерцавший тусклый свет. Тихонько постучал в дверь. Не дождавшись ответа, вошел в прихожую. На деревянном полу сидела молодая женщина с маленьким ребенком и посмотрела на меня глазами, полными страха. Я попросил ее попить. Она медленно поднялась с пола, вытащила из буфета буханку круглого черного хлеба, сыра и масло, завернутое в зеленые листья. Все это она положила на стол и жестом пригласила садиться и есть. Я буквально набросился на еду, которая была для меня самой лучшей в жизни, а женщина взяла ребенка и исчезла с ним в другой половине дома. Она вернулась уже без него, села напротив меня и с удовольствием наблюдала, как я с дикой жадностью поглощал пищу. Когда я пришел в себя, сказал, что не знаю, как отблагодарить ее за замечательный стол.
– Ты, наверное,
Она подошла ко мне. Я встал, и наши тела сблизились, я, ощутив касание ее упругой груди, благодарно обнял ее. Наши губы слились в поцелуе. Движением руки она погасила свечу, и нас окружила тьма. Утром она показала мне путь, куда я должен продолжить идти, и я оказался в густом и красивом лесу. К обеду я вышел к дороге, ведшей из Треблинки на Седльце. Дорога была заполнена солдатами на бронированных машинах, которые проверяли всех и каждого.
Я приблизился к деревне, которая была на другой стороне, и планировал перебежать дорогу. В тот момент, когда я уже готовился совершить перебежку, кто-то сзади схватил меня за плечо:
– Ты – кто?
– Я возвращающийся из рабочего лагеря, – ответил не думая. Передо мной стоял высокий крестьянин. Он продолжал держать меня за плечо и смотрел взглядом следователя. Неожиданным для него резким движением я выдернул плечо из его руки, молниеносным движением вытащил кухонный нож из кармана и ударил по руке. Он упал в сторону, а я стремглав перебежал дорогу, за несколько прыжков оказался на противоположной стороне. Оказавшись на боковой аллее, перевел дух.
На одном из домов заметил вывеску «Доктор». Недолго думая, зашел внутрь. У входа сидела молодая женщина. Я сказал, что хочу зайти к доктору, она ответила, что его сейчас нет. Я попросил дать мне перевязочный материал и йод. Пока мы говорили, дверь открылась и вышел пожилой мужчина. Он знаком пригласил войти вовнутрь. Это был маленький приемный кабинет доктора. Он уселся за стол, заваленный бумагами, и посмотрел на меня подозрительным взглядом.
– Что угодно пану?
– Я прошу немного, пан доктор, у меня рана на ноге, Вы могли бы ее перевязать?
С огромным трудом снял обувь с опухшей ноги и повязку с запекшейся кровью. Он тщательно осмотрел рану и сказал, что может только промыть и перевязать ее временной повязкой, и я со всем согласился. Перед началом он взял карточку, чтоб занести меня в список больных.
– Как зовут?