– О каком дьяволе Вы говорите?

– О Гитлере, конечно.

– Для чего это добавление? Достаточно сказать – «Гитлер». Несмотря на факт, что все происходящее здесь одно безумие, никого оно не волнует. Здесь планомерно и систематически уничтожают еврейский народ, и делается это эффективно. В этом безумии Господу не помог тот факт, что он протестантский. Я – неверующий еврей, а Вы – богобоязненный протестант, но оба – здесь, alle gleich[411], мы все равны, все ведомы в одном направлении – к смерти. Это не похоже на период Инквизиции – тогда заявление о переходе в католичество могло спасти евреям жизнь. Здесь же немецкая банда уничтожает нас системно, ей нет разницы, ты из Германии, Франции или какой другой страны Европы, правоверный еврей или католик еврейского происхождения.

– Но я протестант еврейского происхождения, – перебил меня мой сосед.

– Это неважно, пан пастор, что Вы – протестант, нельзя сказать, что здесь убивают за коммунизм, социализм или сионизм, здесь уничтожают нас за то, что мы евреи. Мне, пан пастор, непонятно только одно – как получается, что народы мира молчат и при их молчании уничтожают целый народ. Никто не встает против этого и не подает помощи! Ни один человек не думает взорвать эту фабрику смерти! Никто не знает, что происходит здесь.

– С моей стороны, я молюсь каждый день.

– Вы молитесь? Кому Вы молитесь?

– Вам надо понять, что я верующий протестант.

– Это значит, что Вы молитесь еврею. Если бы Иисус жил бы сейчас, он был бы рядом с нами вместе. Здесь мы бы встретились. Вы знаете, им это не важно, но, наверное, мы здесь все страдаем за него, они не могут простить нам, что мы дали им Иисуса[412]. Мне не важно – Вы еврей протестантского происхождения или протестант еврейского происхождения, мы закончим нашу беседу, дайте мне спать.

Я повернулся к нему спиной и тут же уснул[413].

Назавтра во время построения пастор подошел ко мне и посмотрел на меня тихим взглядом голубых глаз, излучавших сердечную доброту. Он протянул мне тонкую руку и движением, напоминающим благословление молящегося с алтаря, сказал:

– Я прошу у Вас прощения, не хотел Вас обидеть…

– Пан рассердил меня вчера…

– Вы во многом правы, но, как Вы знаете, я так одинок, нет никого рядом со мной…

– Здесь каждый одинок, – ответил я.

– Я ни с кем не обмениваюсь ни единым словом. После работы я возвращаюсь на свое спальное место в барак и к своим мрачным мыслям. Пан, Вы хороший человек, и мне было приятно говорить с Вами. Я бы очень хотел сохранить с Вами хорошие отношения. Кроме того, наши спальные места рядом. Мы можем быть друзьями на несколько дней, что нам еще предстоит прожить.

Он посмотрел на меня глазами побитой собаки: мужчина сорока с лишним лет остался совсем один среди одиноких и жаждал дружбы.

Окруженные вахманами, мы направились к кухне…