В то время, когда горбачевские перестройка и гласность все еще переживали романтические времена, одним из первых визовых нововведений было разрешение посетить Советский Союз его бывшим гражданам, проживающим за границей. Эдди был одним из первых. Он остановился в квартире отца и позвонил мне. Через час я приехал, вошел, мы обнялись. Он изменился совсем немного, и все-таки что-то новое, едва уловимое появилось в его облике, какое-то благообразие, что ли. Я подумал, что так, должно быть, выглядят американцы, ведь я их никогда не видел! Впрочем, очень скоро это впечатление улетучилось, и это снова был прежний Эдди.

Мы выпили водки. Он рассказал мне, что начал свою иммигрантскую жизнь в Далласе – там были его родственники. После первых нескольких недель ему удалось найти работу чертежника в маленькой компании, а еще через какое-то время его сократили, потому что компания потеряла заказ. Затем, уже имея некоторый опыт в черчении, он подписался на временную работу в Кэнтоне, после окончания которой переехал в Канзас-сити, подписав следующий полугодичный контракт. Таким образом, он стал странствующим консультантом, в то время как его семья оставалась жить в Далласе. Я давно знал, что его отношения с женой были далеки от идеальных и, в конце концов, они расстались. Так совпало, что и я примерно в это же время развелся со своей первой женой. Так что мы встретились, будучи оба свободными, как и много лет назад.

На следующий день, по старой традиции, прихватив еще двух друзей, мы пошли париться в баню, как когда-то. Так провели несколько дней, посещая старых друзей, выпивая с ними, обсуждая жизнь и наши неудачные женитьбы.

Через несколько дней я проводил его в аэропорт, и он улетел в Нью-Йорк, где к тому времени осел после временных работ в разных городах.

В последующие пару лет Эдди совершил еще несколько поездок в Союз, присматриваясь к горбачевским нововведениям в политике, новым законам и вообще к социальному климату, который начал тогда быстро меняться. В один из таких визитов он сказал мне, что он и Светлана, – тогда еще подруга, не жена, – договорились, что он бросает работу в Нью-Йорке и дает себе один год на попытку создать бизнес в России. Если попытка не удается, он возвращается в Штаты. Зная способности и характер Эдди, я был уверен, что попытка будет успешной.

Так и получилось. За несколько лет ему удалось построить настолько серьезный и успешный бизнес, который, если бы не бандитский «наезд», мог бы развиться в целую бизнес-империю, хотя и до этого Эдди уже стал предпринимателем мирового масштаба. Открытость, природный интеллект, здравый смысл и способность оказывать влияние на людей, позволили ему завоевать доверие в закрытой среде директоров российских заводов. Он изучал американский и мировой рынки потребления различных сырьевых и полусырьевых продуктов, а также возможности российского экспортного рынка этих материалов. Он входил в российский сырьевой рынок, не исключая никакой, даже самой малой возможности для взаимной торговли.

Однажды, будучи в командировке в Москве, мы с ним встретились на международной выставке, где он представлял американское бизнес-сообщество. Не знаю, как он оказался среди представителей Америки, но это было вполне в его стиле: энергия, напор, участие в чем-то всегда неожиданном. Мне только оставалось удивляться тому, что еще семь лет назад он уезжал отсюда, везя только то, что в душе и голове.

В другой раз он организовал несколько туров для российских мэров по разным американским городам. Курьез произошел тогда, когда несколько мэров, не выдержав обилия впечатлений, напились и подняли большой шум в приличном отеле. Тогда Светлана, помогавшая ему во всем, проявила твердость и наутро заявила российским мэрам, после того, как прошло их похмелье, что в случае повторной такой пьянки все они будут немедленно отправлены домой. Мэры притихли и в дальнейшем вели себя спокойно.

В конце восьмидесятых в Москве, Ленинграде, других больших городах появились бизнес-центры научно-технического творчества молодежи, где заправляли недавние комсомольские активисты. Они налаживали контакты с промышленностью, организовывали производство чего-то, что могло быть востребовано рынком, пытались внедрить изобретения, инновации. Не знаю, была ли польза от этих дел, но во всяком случае, в этих центрах собирались активные молодые люди. Эти центры, возможно, сыграли положительную роль в создании обстановки, благоприятной для роста предпринимателей на той ранней стадии децентрализации советской экономики. Часть из активистов впоследствии стала предпринимателями и лидерами зарождавшегося тогда, а впоследстии во многом криминализированного бизнеса. Однажды в московской гостинице «Россия» я видел, как Эдди проводил встречу с этими людьми и рассказывал, как делается бизнес в Америке. Сейчас этим никого не удивишь, но в 1989 году, когда никто в Союзе про иную экономику, кроме командной, и не знал ничего – это было захватывающе интересно. Я слушал его и думал о том, откуда он все это успел узнать, работая сначал чертежником, а потом по недвижимости. Но таков был он, всю жизнь мечтавший о большом бизнесе.

Первые плоды его бизнес стал приносить в области продажи медицинского и стоматологического оборудования в Россию, потом были цветные металлы, ферро-титановые сплавы, но самым главным его детищем была организация экспорта целлюлозы. Он наладил связи с директорами нескольких крупнейших целлюлозно-бумажных комбинатов. Конечно, американца, разговаривающего по-русски и понимающего русскую душу в те времена можно было встретить в российской глубинке не часто, даже директору предприятия. Директора к нему прислушивались, возникало доверие.

Бизнес набирал обороты. Эдди проводил примерно половину времени в России, половину в Нью-Йорке. Несколько человек уже помогали ему в Ленинграде. Одну американку из посольства в Москве он даже переманил работать у себя. Его бизнес в России был не просто «купил дешево – продал дорого». Он всегда помнил, где родился и каков его родной язык.

В восемьдесят восьмом году всех потрясла ужасная железнодорожная катастрофа под Уфой, в Башкирии. Труба подачи природного газа, проходившая рядом с железнодорожным полотном, оказалась повреждена, и газ, долгое время накапливавшийся в низине, взорвался от случайной искры проходящего поезда. На большую беду, два поезда в этом месте шли навстречу, каждый в своем направлении. Взрыв такой был чудовищной силы, что разметал вагоны, людей, а потом начался пожар, охвативший все пространство вокруг поездов. Если может быть что-то хуже конца света, то это было там. Из обоих поездов более семисот человек погибло или сгорело, и более тысячи было ранено и обожжено. Пятнадцатилетняя девочка возвращалась домой в Екатеринбург в одном из этих поездов из крымского детского летнего лагеря «Артек». У нее оказались тяжело поражены ожогами лицо, руки и шея. Не имею представления, откуда Эдди узнал об этой девочке. Он привез ее в Нью-Йорк и нашел спонсора, крупную компанию, которая согласилась оплатить ее лечение и пребывание в хорошем госпитале. В течение четырех месяцев ее пребывания в госпитале девочке сделали две пластические операции. Сразу после приезда в Нью-Йорк, до помещения в госпиталь и перед возвращением в Россию, она вместе с мамой жила в квартире матери Эдди. Девочка вернулась в Россию в совсем другом, гораздо лучшем состоянии, чем была до лечения.

В другом случае он помог полностью парализованной девушке из Краснодара, которую сбил и переехал грузовик. Эдди привез ее в Кэнтон и поместил в большой госпиталь известной компании «Тимкен». Девушку интенсивно лечили около шести месяцев. Перед выпиской она уже свободно могла сама причесывать волосы. Госпиталь подарил ей электрический скутер, чтобы передвигаться без посторонней помощи. Перед посадкой в самолет скутер не принимали в багаж как неоплаченный груз. Светлана упрашивала «Аэрофлот», чтобы скутер взяли, говоря, что он необходим, без него девушке не обойтись – ничего не помогало. Эдди, в конце концов, заплатил за него сам, и девушка улетела домой. Интересна ее последующая судьба. Еще в кэнтоновской больнице она познакомилась с американским парнем, тоже парализованным. Они понравились друг другу. Через какое-то время этот американский парень в сопровождении своего отца прилетел в Краснодар, просить ее руки. Получив согласие, он увез ее в Америку. После всей этой истории отец девушки прислал Эдди письмо, где написал, что Бог обязательно отблагодарит его за все то, что он сделал для их семьи.

Эдди устраивал выставки рисунков детей из России в нескольких американских городах. Все это делалось в то самое время, когда в России начался расцвет бандитского капитализма, когда орды новых русских «бизнесменов», чиновников-взяточников грабили, воровали и продавали все, что попадалось им под руку. Наряду с бизнесом идея Эдди о помощи людям, которые в ней нуждаются, стала его кредо – он всегда воспринимал боль других, как свою собственную. Страдающим людям, которых он встречал, не надо было просить о помощи, он предлагал ее сам.

Первые признаки болезни он почувствовал, находясь в Петербурге. Он побывал у русских врачей, затем у американских. Диагноз поставили русские. Это был рак. Ему не было еще и сорока семи, и он только-только вошел в большой бизнес, стал лидером в мировой торговле продуктами целлюлозной индустрии. Операцию провели в Нью-Йорке, результат был хороший и у него появился шанс победить рак. Через три недели после операции он уже опять был в Петербурге, потом в Екатеринбурге, Красноярске и т. д. Его бизнес опять набирал обороты!

Новая проблема пришла неожиданно. Это было мартовским утром 1995 года. Эдди собирался в свой офис, когда из окна своей петербургской квартиры он увидел подкатившую машину… где-то он видел ее и раньше. Стало понятно, что эти люди охотятся за ним. Ожидавший его водитель тоже почувствовал неладное и позвонил из ближайшего автомата. Эдди велел ему сидеть в машине, ждать и быть готовым ехать немедленно. Они со Светланой вышли из квартиры, и как только сели, водитель сразу дал по газам. Другая машина поехала за ними, догнала и оттуда раздался выстрел как раз в тот момент, когда водитель завершил поворот – это и спасло их. Им удалось уйти от погони и, в конце концов, они подъехали к американскому консульству на Фурштадской. Позвонили в наружный звонок, к ним вышел сотрудник, и они были приняты заместителем консула. Эдди рассказал, что с ними случилось только что, и попросил разрешения провести одну ночь в консульстве перед тем, как выехать из страны. Им разрешили, посоветовав закрыть бизнес в России, если это стало опасным.

На следующее утро Эдди и Светлана уехали в Финляндию. Через несколько недель они опять тайно возвратились в Питер на пару дней – собрать вещи и закрыть бизнес. Перед отправкой Эдди позвонил мне и сказал, что они сейчас на Финляндском вокзале, откуда собираются уехать уже насовсем. Мы с Мариной тотчас же примчались на вокзал. Он рассказал, что его заказал его же партнер, который намеревался захватить весь бизнес. После того, как все было налажено и организовано, Эдди уже был не нужен. Это был последний раз, когда мы виделись в России. Я уже тогда знал, что мы встретимся в Америке.

После нашего приезда в Нью-Йорк Эдди прожил еще три года. Та же болезнь настигла его опять. В последний год жизни, когда все было уже очень плохо, он, посетив доктора, спросил, сколько у него еще есть времени. Доктор не хотел отвечать, но он настоял, и тот ответил: «Около двух недель». В один из последних дней я спросил его, что он чувствует и о чем думает. То, что он ответил, дернуло меня как током. «Я ни о чем не сожалею. Все, что хотел сделать, я сделал, – сказал он. – У меня был большой бизнес, сделавший меня богатым и независимым, я обеспечил будущее своих детей, у меня заботливая и преданная жена. Я ухожу счастливым».

Он скончался в октябре, не дожив трех месяцев до нового тысячелетия, начало которого ознаменовалось новыми вызовами человечеству. Двадцатый век встретил и проводил идеального иммигранта Америки – Эдуарда Дубровского.