После описанных событий мир из двухполярного сопернического (США – СССР) стал однополярным. Россия перешла из лидеров второго мира в развивающуюся державу третьего мира. Ее руководству терпеть это было обидно – вот вам самый упрощенный ответ на этот вопрос. Разберемся поподробнее.

Две страны – Россия и Соединенные Штаты – в обеих прожиты десятилетия, обе близки мне, но каждая по-своему. А посему, хочется разобраться, отчего сегодняшняя Россия так не любит Америку и почему в Америке, где в течение десятилетий практически ничего не было слышно о России, все стали ее активно обсуждать, вдруг и сейчас. Мое видение, вполне понятно, включает один «американский», другой «русский» глаз (что поделаешь – разделенная идентичность!). Так что не обессудьте, если что не по-вашему (не по-нашему) – это мой «американский» глаз подводит («русский-то» не подведет!). Вечно они лезут со своими взглядами, эти американцы!

Те, кто прожил большой кусок жизни в советском пространстве, а теперь далеко от него, смотрят на Россию и другие страны бывшего нерушимого, а теперь несуществующего союза, с пристрастием. Прожито столько лет, причем молодых! Возможно, именно поэтому кажется, что Россия – подросток, впитывающий, после десятилетий бурь и застоев, рыночные и демократические механизмы индустриального общества. С другой стороны, какой же Россия подросток, если имеет тысячелетнюю историю – в пять раз более длинную, чем история Соединенных Штатов? А как насчет демократических механизмов?

Выскажу крамольную мысль – иногда кажется, что советский образ правления при всей его убогости и ограниченности был последовательнее, что ли (если такое слово вообще применимо к советскому правлению), чем нынешний. Было соответствие тоталитарной формы правления тоталитарному же содержанию. Очевидная нелепость и неразумность поздне-социалистического рая (как, впрочем, и жестокость и кровожадность ранне-социалистического) была видна уже большинству вменяемых граждан на позднем этапе реального социализма. Людей, которые понимали это тогда, нельзя было ввести в заблуждение бодрыми, но нафталиновыми лозунгами. Все они в то советское время понимали, что честно о важном можно поговорить только у себя на кухне. Это их объединяло по умолчанию: человек мало-мальски интеллигентный не мог всерьез принимать советскую власть – ее нелепость и заскорузлость проявлялись на каждом шагу. Иное дело сейчас: через тридцать-сорок лет, Россия десятых годов нашего века – это государство только с атрибутами демократии. Несоответствие демократической формы автократическому содержанию вводит в заблуждение людей (вполне разумных тоже), которые считают, что это и есть настоящая демократия.

Казалось, придет новое поколение, не знавшее традиций единомыслия, и вековая система самодержцев трансформируется в прогрессивную и демократическую. Но ведь новое-то поколение вырастает из предыдущего, несущего в себе черты своего национального характера и передающего их следующим поколениям! Демократизация политической культуры народа измениться может, но в России это происходит сверху. Однако, потом, когда эта разрешенная демократизация заходит «слишком далеко», инстинкт самосохранения трансформирует правителя в лучшем случае в автократа-националиста, а худшем – в плотоядного диктатора.

Мы еще не знаем, какой войдет в историю Россия начала двадцать первого века: назовут ли это «вставанием с колен» или концом почти не начавшейся демократии. Там, где учебники истории переписываются с каждой новой эпохой правления, возможно и первое, и второе.

Соединенные Штаты в глазах россиян много раз меняли свой имидж за последние семьдесят лет. Они превращались из непримиримого империалиста пятидесятых в неведомую и супербогатую страну 1960-х– 80-х, затем в учителя капитализма и кредитора в девяностых, затем, в результате взлета цен на энергоресурсы в двухтысячных, «вставания с колен» и возврата России к соперничеству в мировой политике, Соединенные Штаты для России уже почти враг, называемый «партнером» сквозь плотно сжатые зубы. В условиях борьбы сверхдержав за влияние Советский Союз видел себя великой державой, которую боятся и с которой считаются все. Чем больше продемонстрировано военной мощи, тем более величественна будет страна. Но шапка сверхдержавы тяжела в первую очередь экономически – нести ее без надрыва способно государство, экономика которого не зависит от колебаний цен на энергоресурсы.

Так все-таки, почему к настоящему времени Россия стала настолько антиамериканской, насколько она ею не была ранее, возможно, никогда? Даже в самые сталинские годы холодной войны не было такой искренней нелюбви к Америке среди обычных россиян, как в годы путинские. Если б ненавидел только простой малообразованный народ, нет, презирает и интеллигенция – те, которые когда-то тихо ругали советскую власть на своих кухнях. Что же такого изменилось в американском развитии? А изменилось в российском! Постепенно, но драматически. Думаю, что причин, как всегда, несколько.

Первая причина состоит том, что не так давно по историческим меркам страна пережила унижения девяностых годов, когда она, обкромсанная и нищая, бывшая могущественная, а потом развалившаяся империя, получала уроки от больших и малых стран о том, как надо жить. Как же тогда страдали квасные патриоты советской империи! Ненависть к Америке как «вашингтонскому обкому», закулисно управляющему всем на свете, на первых порах ограничивалась только ими. Потом к «ура-патриотам» примкнуло и руководство возрождающейся державы, понявшее, что от этих чуждых западных ценностей одна только морока внутри страны – гораздо легче и безопаснее для себя управлять вертикалью власти, чем делиться ею с оппозицией. Затем, после обработки общественного мнения, к антиамериканизму склонилось и большинство населения. «Слабых бьют», – сказал как-то высший руководитель, и государство начало возобновлять утраченные позиции в вооружении. Это наложилось на рост цен на нефть и газ, и от больших денег в казне (и не только) проснулось имперское самосознание. Вот тогда и проросли семена, посеянные распадом империи и обидой на Запад вообще и Америку в частности за то, что не считались с Россией, когда она была слаба, не давали утверждать ее незападные ценности на постсоветском пространстве. Обида и ностальгия о прошлом величии – основа любого реваншизма. Уязвленное сознание бывшей сверхдержавы еще недавно вызывало у многих зависть и комплекс неполноценности по отношению к Западу. Теперь же, с непропорционально развитой (по отношению к слабой экономике) военной мускулатурой, дух великодержавия вернулся. С другой стороны, Россия перенимает у Америки все то, что только можно перенять. Многое из того, чему я поражался еще двадцать лет назад, начиная свою американскую жизнь, я увидел в России пару лет назад. «Как можно подражать тем, кого не любишь и не любить тех, кому подражаешь?» – риторически вопрошает М. Жванецкий.

Вторая причина. Ее можно сформулировать как наш ответ на то, почему, как поется в одной известной песне, «Запад нас не любит». Очень многие уверены, что Америка и Запад охвачены русофобией и настроены негативно именно к России, потому что не хотят конкуренции, и поэтому им нужна слабая Россия. Но слабая – значит нестабильная и непредсказуемая, что меньше всего отвечает западным интересам. К тому же, Китай представляет более сильную экономическую конкуренцию, но санкций по отношению к нему почему-то нет. Запад слишком прагматичен, чтобы позволять себе роскошь вводить санкции из-за нелюбви и при этом самому терпеть убытки. Не «русофобия», а ломка системы правил, по которым Европа жила после 1975 года (Хельсинкских соглашений о незыблемости границ), нарушенная Россией в Украине, и есть та причина, по которой ушло доверие и спокойствие. Другая тема сверхупоминаемости России в американских газетах и на телеканалах – хакерское вмешательство в систему выборов президента в 2016 году. Мы не знаем, что и как произошло на самом деле – прямых доказательств и улик нет, есть много косвенных. Но даже косвенные улики остаются уликами. К тому же тема – выборы президента, да еще и в условиях такого внутриамериканского противостояния – очень чувствительна для Америки. Вот почему и эта тема и Россия в течение многих месяцев не сходят с повестки каждого дня американских СМИ. К сожалению, в отрицательном ключе. При этом в самой России похоже, не придают этому большого значения, скорее всего, это и атакой-то не считается, а так, «разводка в стане противника». Есть и еще ряд подобных тем, но я не хочу погружаться в критику просто потому, что не живу в России, не дышу одним с россиянами воздухом.

Третья причина. Противостоять Америке почетнее, чем, скажем, каким-нибудь Нидерландам. Да и счет легче предъявлять «мировому жандарму». Соперничество на грани вражды с Америкой – бесспорно, первой и сильнейшей в мире во многих отношениях, делает Россию еще одним мировым политическим полюсом, что льстит власти. Натянутые отношения с Америкой повышают авторитет России у вполне определенных стран.

Правительство и народ оказались едины в ненависти к Америке и по четвертой причине. Она состоит в переходе от советского интернационализма к российскому национализму. Переход этот занял примерно десять лет и созрел вместе с созданием идеологии правящей партии. Национализм, названный «патриотизмом», оказался единственной и безошибочной альтернативой умершему социализму. За очень короткое время он сплотил людей на почве национальной идентичности. Это сработало эффективно в виде провозглашения патриотизма как новой национальной идеи. Здесь российский национализм и новая самоидентичность сделали то, что никогда не смог бы сделать советский интернационализм – Соединенные Штаты произведены во врага не только руководством, но и большинством простых людей.

Однако эта нелюбовь могла бы, как в старые советские времена, так и остаться вялотекущей, без особых последствий и всплесков, если бы не еще одна, пятая причина – совершенно небывалая доселе политическая пропаганда, извергающая ураганы презрения, а иногда и откровенного хамства. Она несется с телеэкранов в виде взрывных ток-шоу, горячих новостей и разнообразных вестей. Ведущие таких программ по стилю поведения и произносимым речам занимают широкий спектр от благообразных «независимых» экспертов и дикторов советского типа до телеведущих-стервятников, клюющих приглашенных лиц противной стороны, которые производят вид военнопленных. Так, капля за каплей, день за днем, формируется мнение. Советской пропаганде такая эффективность в обработке общественного мнения даже не снилась. Вместе с тем, эта причина (пропаганда) является самой волатильной из всех. Иными словами, измени команду свыше, данную телевизионным редакторам и ведущим, и с государственного канала польется совершенно другая песня, которую будет внимательно слушать зритель, например, о второй разрядке отношений с Америкой после второй холодной войны (чего я нам всем и желаю!).

Шестая причина нелюбви России к Америке довольно бытовая, она состоит в утрате некоего романтического ореола вокруг западного мира. Помню, еще в советские времена дефицита одна женщина наивно призналась, что смотрит на западников как на полубогов в их фирменной одежде, живущих в дорогих отелях, таких улыбчивых, открытых… Да, во времена железного занавеса, когда советского человека выпускали куда-нибудь в социалистическую Болгарию, он, счастливый, вез туда сухую колбасу, которой питался каждый день, чтобы сэкономить деньги на обедах, а оттуда привозил чемодан дешевых шмоток с фирменными наклейками. После отмены выездных виз и получения возможности выезжать заграницу этот романтический ореол исчез. С наполнением российских магазинов продуктами и товарами, обыватель, попав за кордон, вдруг увидел, что похожее есть и у нас! Дорого? Да! Не всем доступно? Да, но есть же! Стало видно, что мы можем почти так же, как они, и это возвысило нас в наших глазах ровно настолько, насколько и принизило их в наших же глазах: если это все иллюзия, что вы, господа американцы и западники, такие умные и приветливые полубоги – за что нам вас любить-то?

В том, что в этой нелюбви отчасти виновата и сама Америка, состоит седьмая причина. Какой же она дала замечательный козырь против себя самой, вторгнувшись в Ирак, бомбя Югославию и Ливию! А как теперь можно смаковать фактами о том, что в Ираке был открыт путь ИГИЛу после низвержения сильного Саддама американцами, а в Ливии после Каддафи настал беспредел, какого она еще не знала! Ну а кому предъявить счет? Не Люксембургу же! Нет, главным соперником России может быть только Америка!

А как насчет продвижения НАТО на восток в девяностых, несмотря на заверения об отсутствии таких намерений? Нет, ребята, это не коварный план НАТО. Это же не оно просило страны Балтии и бывшие «народные демократии» присоединиться к самой себе, а те настаивали, объясняя это прошлым опытом покорения их Советским Союзом. НАТО не хотело, потом долго размышляло, принять ли. После Крыма поняло, что не зря приняло.

В американской доктрине национальной безопасности, Россия по степени опасности для мира стоит в одном ряду с Северной Кореей и Ираном. Спорно? Да, однако, ее намерения и действия (в Украине, Сирии, поддержка стран-изгоев) непонятны Западу, поэтому он так насторожен по отношению к непредсказуемой по их меркам стране. Берлинский кризис 1953 года, Карибский 1962 года, а еще венгерские, чехословацкие, польские события пятидесятых – семидесятых годов, ставили Советский Союз и Америку на грань войны, но всегда в самый опасный момент где-то на самом верху срабатывал инстинкт самосохранения, и война отодвигалась. Но то, что уже прошло, не опасно, а опасно то, чего еще не было.

Завершая заметки о Стране Исхода, скажу опять про евреев, но только не уехавших, а оставшихся, тех, кто в силу разных причин решили до конца связать свою жизнь с Россией. Из двух с половиной миллионов осталось всего 600 тысяч – меньше четверти! На вопрос «ехать или не ехать» оставшиеся евреи ответили отрицательно, хотя в душе почти каждого из них наверняка было примерно то же смятение, что и у тех, уехавших.

Уважаю их выбор и не обсуждаю причин, почему остались – у каждого свои. По отношению к еврейству (не к российской власти) всех евреев-россиян можно разделить на три категории. Первую я бы назвал «бывшими» евреями – те, которые глубоко и прочно связали себя с русской жизнью, образом мыслей и почти забыли о своем исходном происхождении, считая себя русскими. Некоторые даже приняли православие. Таких не так много, но такова их самоидентичность, и это очень личное.

Вторая категория, возможно, самая многочисленная, не забывает о своем «первородном грехе», сегодня уже не скрывает, но и особенно не афиширует своего происхождения. Они активны, участвуют в общественной и политической жизни, могут как оппонировать действующей власти, так и искренне ее поддерживать. Одним словом, чувствуют себя полноправными участниками российской жизни.