Стандартный набор для выражения «благодарности» за блатную услугу, как правило, включал бутылку коньяка и набор шоколадных конфет. Но сколько шоколадных конфет может съесть мелкий блатмейстер, если учесть, что ему несут эти конфеты каждый день? Не очень много, даже если ест вся семья. Коньяк не портится, но шоколад через какое-то время станет несъедобен. Поэтому директор продуктового магазина, через который эти коробки шоколада могут быть перепроданы, был необходим такому блатнику, и машина блатмейстерства крутилась дальше, не останавливаясь и прибавляя все новые и новые товары и услуги, которые становились все менее доступными для обычных людей.
С экономической точки зрения блат являлся натуральной торговлей с одной только существенной разницей: вместо получения товара в обмен на другой товар, оба, – как получающий, так и принимающий товар, – обменивались влиянием, а значит – и властью. Тот, кто доставал условную колбасу или шубу, увеличивал свое влияние над тем, для кого он получал «колбасу-шубу». Народ стремился к успеху, которого всегда было мало. Наличие такой колбасы-шубы служило его доказательством. Это и был способ существования класса «успешных» людей.
«Лишние» мозги
Теперь поговорим о лишних людях в обществе «всеобщего равенства». Таких «лишних» было много, почти все прогрессивно мыслящие, в основном на «кухонных посиделках». Отдельные становились в очередь вступить в партию – такая очередь тоже существовала, но не всем позволялось в нее становиться. Но если уж позволили, то это означало, что будущему молодому коммунисту дадут возможность сделать карьеру в научном институте или конструкторском бюро. Одновременно это означало, что он должен перестать быть «прогрессивно мыслящим», но стать готовым делать то, что ему укажут в партийном кабинете. Однако тех, первых, для которых очередь в партию не предназначалась, хотя чаще всего они и не хотели туда идти, было подавляющее большинство, и концентрация евреев среди них была довольно высока. Откуда же эти лишние взялись, и почему их было так много?
Историческая справка 9. Даже супериндустриальная экономика не нуждается в миллионах и миллионах инженеров и тысячах научно-исследовательских институтах. Тем не менее, все советские инженеры были трудоустроены, а исследовательские и проектные институты и бюро были перегружены нужными и не нужными сотрудниками. И это в стране, где были необходимы и по существу процветали только три индустрии: военная, добыча минеральных ресурсов и идеологическая пропаганда. Для страны, богатой полезными ископаемыми, этого было достаточно, чтобы поддерживать имидж сверхдержавы. Заметим, что сегодня, по прошествии четверти века от крушения социализма, те же самые индустрии опять оказываются непропорционально развитыми. А как иначе? Вооружение – это то, что нужно, чтобы боялись; ископаемые – чтобы поступали деньги; ну а пропаганда – чтобы объяснять неразумному народу, что все делается правильно.
Итак, инженеры – их готовили почти в каждом вузе – каждый год ими становились новые сотни тысяч молодых людей. Большинство так и оставались на рядовых позициях и никогда не продвигались. Их было так много, что девальвировалось само слово инженер. Та небольшая часть из них, которую продвигали по службе, должна была отвечать минимальным требованиям, которые включали членство в коммунистической партии, готовность выполнить указания вышестоящего начальника, соблюдать партийную дисциплину и… не быть евреем. Некоторые, ориентированные на карьеру, хотели вступить в партию, но… ничего подобного: очередь была длиною в годы. Партия рабочего класса принимала в свои ряды без очереди только рабочих, а если ты инженер – пожалуйста, в очередь, сукин сын!
Для обеспечения работой многочисленных институтов отраслевые министерства выделяли деньги под очень весомо звучавшие программы и планы. Однако под словесной шелухой эпохальных научных направлений часто скрывались ничтожные или нереализуемые проекты. Если задачей было формулирование требований к новому продукту, эти требования часто так и оставались на бумаге. Если целью было проектирование экспериментальной установки, была вероятность того, что она никогда не будет пущена в серийное производство. Если же целью оказывалось внедрить новый продукт, то не было чем-то необычным, если продукт годами не мог быть доведен до нужной кондиции. Были, конечно, и успехи, в основном в оборонных разработках и фундаментальной науке, но в институтах прикладной науки царило, в основном, шуршание бумаг.
Некоторые люди вообще не были заняты. Условно можно было видеть три категории работников: первая это те, кто много работал, получал результаты, двигал науку, выдавал проекты. Вторая – те, кто иногда помогал первым в чем-то, но проводил больше времени, куря и разговаривая о чем угодно (спасибо на том, что не мешали первым), и третья категория включала тех, кто никогда ничего не делал, но был суперзанятым, занимаясь чем-то общественным или партийным, но точно не работой, а то и вовсе слонялся по магазинам в рабочее время.
Типичная картина того времени: продуктовые магазины продавали только картошку, хлеб, макароны и консервы, но иногда коллеги по работе получали удовольствие от того, что собирались за общим столом с нехитрыми закусками и простой выпивкой. Женщины пили вино, мужчины водку, – сорта вин и марки водки не имели значения, их было очень немного. Обычная закуска состояла из вареной картошки, селедки с луком, салата из картошки с зеленым горошком и майонезом, хлеба, иногда сосисок (если повезет).
Поводы для таких сборов у коллег по работе были разные, но частые. Например, один рабочий день каждого месяца все инженеры, научные работники и административный персонал по разнарядке из райкома партии обязаны были помогать овощебазам в сортировке овощей, где они хранились и гнили. Во влажной атмосфере овощехранилища эти овощи были обречены на порчу – в зимнее время они замораживались; в летнее – прорастали корнями и гнили. Роль пригнанных сотрудников, были ли они докторами наук, или младшими сотрудниками, заключалась в ручной переборке овощей и их выбраковке. Эта обязанность была общей для всех и никто, включая руководителя отдела, не мог ее пропустить. Из-за холода, высокой влажности и мошкары в течение всего дня в помещении хранилища люди чувствовали себя довольно паршиво, и было вполне естественно, что после такого невеселого дня они шли в магазин за едой и спиртным, а затем собирались за столом у кого-нибудь в комнате или на квартире. Кто-то, обычно самый большой общественник, приглашал всех к себе, и приглашение принималось с энтузиазмом. Приготовление к столу не занимало много времени, и вот минут через сорок все уже сидят за общим столом. Размещение людей за столом было всегда не случайным, но значимым.
Соотношение между мужчинами и женщинами было всегда и в любом отделе в пользу женщин. Никто никогда не слыхивал о таком странном явлении как сексуальное преследование. (В Америке мужчины на работе давно превратились в зайчиков, боящихся как огня коллег-женщин – не дай бог как-то нечаянно задеть рукой даму, точнее какую-то ее часть, о чем потом можешь долго сожалеть). Отношения между разными полами в отделе иногда бывали романтическими. Никто не дискутировал о таких отношениях открыто, но люди знали, у кого с кем что-то есть, и что именно там происходит. Сформировавшиеся пары могли иметь семьи, каждый свою, но… отношения могли длиться годами. Для других сотрудников было весьма привычным видеть такую пару вместе, и если они рассаживались отдельно друг от друга, все понимали: между теми что-то не так.
И вот, наконец, все люди сели, и импровизированный пир начался. Тосты, напитки, разговоры, смех… примитивная еда кажется вкуснейшей. Когда первый голод утолен, настроение становится романтическим и душа просит песню. Песня в общем исполнении объединяет даже тех, кто в другой обстановке едва переносит друг друга. Глубоко растроганные и лиричные после такой неформальной встречи, люди начинают расходиться. Сначала уходят начальники и их заместители, затем постепенно и остальные благодарят хозяев за гостеприимство и уходят. День удался! На следующее утро все возвращаются на работу. Некоторые прикидываются, что вчера ничего не было, и сохраняют рабочий вид. Другие только и обсуждают в деталях вчерашний вечер. Следующий такой день будет только через месяц!
Картина, типичная для советских реалий. Справедливости ради должен сказать, что были (уверен, что есть и сейчас) одаренные люди, работавшие в советской и российской науке. Получая маленькую зарплату, они работали на свою идею, получая новый результат или делая изобретения. Некоторые лаборатории, отделы и даже институты оказались успешны даже в рыночной экономике.
С коллапсом Советского Союза многие ученые переквалифицировались в «челноков» или сторожей, другие эмигрировали. Где они сейчас, эти лишние мозги? «Иных уж нет, а те далече…»
В оттепели и перестройке
В течение жизни одного советского поколения были две попытки улучшить страну и очеловечить жизнь многострадального народа. Обе они не удались. Думаю, что исторически причины этого заключены в том, что в народе никогда не было решимости добиваться улучшения эволюционым путем, а были или покорность и страх, или бунт. Были исключения, как, например, в самый заключительный период перестройки, когда сотни тысяч вышли на улицы Москвы. Но это был тот редкий период, когда люди не боялись протестовать, не будучи оглушенными дубинкой и не посаженными в автозак.
То, что социалистическая система экономики является издевательством над здравым смыслом, подавляет инициативу и не дает простому народу жить по-человечески, понимали многие; то, что ее обрушение произойдет так быстро, не ожидал никто. Небольшая горстка борцов с режимом верила, что когда-нибудь это произойдет, но чтобы всего лишь за шесть лет… нет, такой скорости не ожидали даже самые стойкие диссиденты. С любыми попытками даже небольших изменений и поправок в курс партии Сталин расправлялся быстро и жестоко. Но вот в 1953 Сталина не стало. В недемократической политической системе все зависит от «хозяина», и вот новый руководитель, Хрущев, пытается чуть-чуть отвернуть огромную империю от страха, господствовавшего в ней более тридцати лет. В какой-то момент он понимает, что переборщил с облегчениями, стал от них отступать, но «хрущевская оттепель» уже вошла в историю как первая небольшая попытка реформации.
Оттепель и перестройка похожи как причинно, так и следственно. Начались и та, и другая как результат недовольства правящих элит политическим и экономическим положением в стране; и одна, и другая стали возможны после смерти очередного властителя; и одна, и другая были инициированы верхами; и автор оттепели Хрущев, и автор перестройки Горбачев были заточены на социализме как на «самой справедливой идее» для всего человечества; оба лидера: и Хрущев и Горбачев, испугались, когда поняли, что зашли слишком далеко в нововведениях; результатом одной и другой стало смещение лидера, ее начавшего. Поначалу казалось, что следствия оттепели и перестройки различны – одна закончилась провалом, а другая – победой демократической России. Нет, с более отдаленной ретроспективы, они обе закончились провалом. Но начинались многообещающе обе.
В оттепели
Историческая справка 10. Отрочество и юность поколения «бумеров» пришлись на специфичную и динамичную эпоху конца 50-х – середины 60-х годов. Название ее произошло от одноименной повести Ильи Эренбурга, а затем это слово было подхвачено и употреблялось всеми, когда речь шла о том времени. Несмотря на то, что все, что происходило за пределами железного занавеса, рассматривалось официальной пропагандой резко негативно, та фанатичная идеология, которая захватила поколение тридцатых-сороковых годов, уже не могла держать в этих же рамках молодежь пятидесятых-шестидесятых.