Книги

Там, где мы есть. Записки вечного еврея

22
18
20
22
24
26
28
30

В конце концов, наша семья уехала из этой злосчастной квартиры в историческом доме на Фонтанке в другую коммунальную квартиру на канале Грибоедова около Лермонтовского проспекта. Нашими соседями по новой коммунальной квартире оказались пожилые родители и взрослая дочь лет тридцати, адвокат, которая, кстати, хорошо знала уже известного вам Никона Никоновича. Отношение моих родителей к этой семье поначалу было осторожное: они только выехали из сущего ада, а то, что Валентина Ивановна (так звали дочь-адвоката) работала в одной юридической консультации с нашим бывшим соседом, не прибавляло оптимизма. Они хорошо понимали, что взаимоотношения в коммунальной квартире – это фактор, который определял, будет ли их жизнь опять невыносимой, как и раньше, или терпимой.

Ленинград – Санкт-Петербург, Набережная Фонтанки, 26 – бывший Дом купца Мижуева, построен в 1806 году. Наша коммуналка (1946–1957) была на третьем этаже. Фотография сделана в 2010.

Удивительная дружба моих родителей с новыми соседями, длившаяся всю оставшуюся жизнь, началась с момента, когда мама угостила их своими свежеиспеченными пирожками. Через некоторое время на нашем кухонном столе появилась записка «за пирожки 5+». Это было начало, потом была совместная встреча 1958 года и так далее. На наше счастье это были добросердечные люди.

Командиром в семье была мать, Таисия Константиновна. В ней сочетались лучшие качества настоящей русской женщины: воля, решительность, доброта, благоразумие и характер – прямо по Некрасову! Последнее качество определяло ее главенствующую роль в этой семье. До войны и во время войны семья жила в Сибири, Иван Андреевич, муж, работал большим начальником на строительстве Байкало-Амурской железной дороги. Десятки тысяч сталинских лагерников работали, выживали и умирали там, на великих стройках социализма. Каким бы большим начальником ни был Иван Андреевич, его жена всегда была его боссом. Это удивительно, но такие разные люди, как эта семья и мои родители, подружились, причем в том возрасте, когда хороших друзей обычно приобретать уже трудно: первым было за пятьдесят, а вторым за сорок. Я видел, что обе семьи ценят эту дружбу как редкое везение в жизни, что было абсолютной правдой.

Жизнь в коммунальной квартире могла быть относительно сносной, а могла превратиться в ад – в таком критическом деле как взаимоотношения с соседями по коммуналке это всегда лотерея. Коммунальное сосуществование имело большое влияние на личную жизнь людей и, поскольку контакты между соседями не всегда были приятными, многие семьи чувствовали себя глубоко несчастными. Если обычное общение независящих друг от друга людей улучшает качество частной жизни, то коммунальное общение людей, во многом взаимозависимых, превращает их в лагерников на свободе. И это независимо от того, живут ли они в историческом памятнике архитектуры или бараке.

Блат и блатмейстеры

Какое это было ласкающее ухо советского человека словосочетание «достать по блату»! Как много радости было принесено в дома одних людей за счет вечной убогости в домах других! Широкому развитию блатмейстерских отношений способствовали два условия: всеобщий дефицит и возросшее после революций и чисток желание народа одеваться и жить лучше (что ранее презиралось как мелкобуржуазное разложение).

Десятилетия советской власти, особенно послевоенные, создали особую культуру, основанную на показушном желании жить хорошо даже при дефиците всего: от продуктов питания до совести. Идейные приверженцы коммунистического общественного строя были в основном истреблены в сталинской мясорубке, а оставшееся население трансформировалось в парализованное от страха послушное большинство. Следующее за ними поколение семидесятых – восьмидесятых были уже циниками и потребителями «халявы» и других плохо охраняемых предметов.

Историческая справка 8. Экономика тоталитарного строя с его центральным планированием и распределением была столь неэффективна, что, начиная с семидесятых, сколь-либо прогрессивное ее развитие прекратилось. Простой народ жил своей жизнью, совершенно отличной от той, которой жили партийные бонзы. Но широким слоям советского народа больше не нужна была пролетарская идеология. Хотя железный занавес и существовал, люди понимали, что убогость их материальной жизни не временная (пока догоним, потом перегоним Запад) – она навсегда. А жить лучше очень хотелось. Чтобы по советским меркам прилично жить, народ создал и широко использовал систему блата.

Блат в советском обществе стал самым мощным рычагом в достижении любой цели от «доставания» куска мяса в магазине или на базе до покупки билетов на концерт, лечения зубов, продвижения по службе, пропуска вне очереди, и так далее и тому подобное. Если бы не система блата, качество жизни людей, обладающих полезными связями, было бы таким же тусклым, как и остального народа. Блат – это преференции, которые один человек получает от другого, обладающего, в силу занимаемой должности, возможностью распределять товары или услуги. Главным в системе блата был принцип: я делаю тебе услугу, а взамен ты должен быть полезен мне. В целом же блат это вид коррупции. Все признаки коррупции налицо – использование своего служебного положения для получения привилегий, услуг, дефицитных товаров, продвижения по службе нужных людей, и все это с черного хода и за счет других людей.

Условием возникновения структуры советского блата был недостаток всего: продуктов питания, одежды, всевозможных товаров, разного рода услуг и прочее. Человек, поставленный государством распределять эти блага, становился властелином над себе подобными. Блат ценился гораздо больше, чем просто деньги. Недостаточно было иметь хорошую зарплату, такую, как, например, имели шахтеры, моряки, старшие офицеры или профессора. Никто не мог купить, скажем, автомобиль или холодильник, просто зайдя в магазин. Полезные связи дороже денег, а «черный ход» для выноса дефицитных товаров и продуктов предназначен только для определенных людей. Эти люди были более уважаемы и почитаемы, чем все остальные, поэтому блат означал власть.

У блатмейстеров (людей, обладающих полезными связями) жизнь была качественно иная – доступно то, что недоступно другим, да и радость оттого, что «достал дефицит», была ни с чем не сравнима. За это жены больше ценили мужей, ну а если в семье блатмейстером была жена, то муж (если он не имел связей) мог испытывать гамму чувств от глубокого удовлетворения до осознания своей полной никчемности – в зависимости от собственных моральных ценностей.

Наиболее почитаемыми в этом обществе победившего блата были люди, обладавшие широким кругом знакомств в разных сферах: от мясников до зубных врачей. Официальная идеология заявляла, что в Советском Союзе есть только два социальных класса: рабочие и крестьяне с так называемой прослойкой интеллигенции. Система блатных услуг выкристаллизовала совсем другие, реальные общественные классы, которые определялись способностью обеспечить себя и «нужных» людей чем-то, что другим было недоступно.

Фактически, в советском обществе было три реальных общественных класса, определяемых получаемыми благами и возможностями жить хорошо или еще лучше. Я не принимаю в расчет самых-самых неприкасаемых, т. е. главных лидеров партии, «священных и неприкосновенных». Те обладали всеми мыслимыми и немыслимыми привилегиями, отоваривались в спецмагазинах, охотились в спецзаповедниках, имели персональные бесплатные дачи, роскошные автомобили и прочее. Прежде чем добраться до таких высот, самые-самые должны были быть в достаточной степени интриганами и готовыми на все партийными прохиндеями. Используя связи, коррупцию, часто идя на подлость, они, дойдя до определенного уровня, уже становились «аппаратной номенклатурой» со всеми привилегиями. Их единственной заботой становилось сохранение этой позиции пожизненно. Но это был не класс общества, а «боги» от власти. Я сейчас не говорю о современной России, где, очевидно, что представители высшей касты не просто обладают привилегиями, они безумно богаты.

Итак, верхним был класс, к которому принадлежали партийные и городские боссы местного масштаба, чины КГБ и милиции, директора предприятий, другие вельможи. Их власть и возможности обеспечивали им разнообразные преимущества от получения бесплатных квартир до избежания судебного преследования, если такой оборот вдруг происходил. Покровительством самой верхушки они пользовались по двум причинам: первое, они всегда должны были «прикрыть» самых-самых «священных и неприкосновенных» в случае чего, а второе, они, конечно, регулярно подносили первым добрую часть того, что подносили им нижестоящие, обеспечивая, таким образом, круговую поруку.

Второй уровень в иерархии состоял из людей, обычно называемых средним классом, но в этой системе ценностей стоящих выше других, поскольку их род занятий позволял им оказывать какие-то большие или малые услуги. Это были, в основном, работники торговли, медицины, отделов снабжения, офицеров военкоматов, милицейских начальников и тому подобные. Список профессий на самом деле намного длиннее, так как многие на своем месте могли найти что-то, что могло быть полезным другим, более могущественным, и таким образом попытаться войти в этот круг «доставал» хотя бы на второстепенных ролях. Услуги этой категории людей сводились к обеспечению элементарных потребностей в приличной еде, одежде, более качественному обслуживанию в медицинских учреждениях, т. е. того, что в нормальном обществе не требует наличия полезных знакомств. Например, зубной врач, который ставит тебе пломбу из лучшего, чем другим, материала или мясник, который продает тебе вырезку по той же цене, что и мясо с костями. Были и другие, более важные услуги, такие как отсрочка от службы в армии с помощью офицеров военкомата. Здесь отделаться одним куском мясной вырезки было нельзя.

Наконец, третье сословие состояло из тех, кто в силу занимаемой должности и общественного положения не мог предложить никаких услуг нужным людям. К их числу относились рабочие, библиотекари, инженеры, научные работники, чертежники, колхозники и многие другие, одним словом, большинство советского народа. Эти люди всегда прославлялись в речах советских руководителей с трибун съездов, но на самом деле они не имели никакой ценности в системе блатной советской иерархии, потому что не могли купить ни палок «салями», ни новую машину, ни импортные дамские сапоги. Они питались картошкой, макаронами и консервами, если не выращивали овощи у себя на садоводческом участке.

Напомню эпизод из фильма 1981 года «Любимая женщина механика Гаврилова». Главная героиня фильма в исполнении актрисы Людмилы Гурченко случайно оказывается в очереди… нет, неправильное слово, скорее – в давке (ее толкают, жмут, женщины кричат) за… японскими эмалированными тазиками. В конце концов, она получает этот таз, хотя и не знает, зачем он ей нужен. Возможно, он ей совсем и не нужен, но такова психология советского человека: бери, пока есть, потом не будет. И люди покупали то, что «выбрасывали» на прилавок. «Выбросить» – замечательный термин советской поры, означавший, что какое-то небольшое количество товара или продукта завезли в магазин, он поступил на прилавки, и за ним мгновенно выстраивается длинная очередь, вне зависимости от того, нужно им это сейчас или нет. Кстати, по приезде в Нью-Йорк, когда я видел, что люди покупают и запасаются продуктами, используя дисконтные купоны из рекламных брошюр, мне долгое время это напоминало наш советский подход «покупай, пока дают». Однако социальная природа таких покупок совершенно разная: одни хотели получить хоть что-то, а другие – просто сэкономить. Менталитет, выработанный десятилетиями дефицита всего, заставлял народ покупать, пока что-то есть. Зато гордость, которую ты испытывал, когда «достал» (ходовое словечко той поры) что-то по блату, трудно описать. Твоя самооценка поднималась, семья любила тебя больше, а коллеги по работе уважали и завидовали. А если ты еще и оказывал такого рода услуги боссу, то точно был его любимчиком. Не имело значения, ты коммунист-аппаратчик, произносящий пламенные речи, или работник какого-то грязного склада – оба были счастливы, принося домой такое, что и не снилось простому народу.

Народ, уставший от бесконечного недостатка во всем, стал организовывать «блошиные» рынки, где любой мог купить все, что угодно – от автомобильных запчастей до электроники, от книг до женской одежды, т. е. все, что отсутствовало в свободной продаже в магазинах. То, что продавалось на этих рынках, было сделано самими умельцами, или украдено, или перепродавалось по повышенным ценам. Вначале власти и милиция пресекали деятельность таких самостийных рынков, потом просто не обращали внимания, а затем даже отводили им специальные места и не трогали. Вот так и жил костяк советского народа, его молчаливое большинство.

Да, связи с влиятельными людьми имеют значение для получения лучшей работы или продвижения, и это характерно для любой страны. Но в Советском Союзе эти связи были средством не просто более качественной жизни, а получения преимуществ одними за счет других. В самом деле, если кусок хорошей колбасы, или дамская шуба, или холодильник не сбывались бы через черный ход узкому кругу людей, они, вероятно, достались бы простым людям… правда, в меньшем количестве. И тогда эти простые люди испытывали бы меньше недостатка, что, однако, все равно не привело бы к всеобщему благополучию.