— А что же это за работа? — продолжали расспрашивать мы.

— Она называется «Памяти павших героев», — объяснил Далиненко.

«Ничего себе, дает старик, — подумали мы, — сделал такую серьезную работу, а нам ни слова».

— А что же там изображено? — допытывались мы.

— А это такая маленькая бронзовая табличка, на которой написано: «Памяти павших героев», а внизу — пальмовая ветвь, — объяснил Леша.

Смущенные, мы молча разошлись к своим работам. Очень не хотелось обижать старика. Он постоял посреди мастерской, опустив плечи, маленький и печальный, и вскоре ушел.

К сожалению, лишь много позже я узнал, что он происходил из известной московской музыкальной семьи Керзиных, которая еженедельно проводила у себя дома музыкальные вечера: на них побывали все самые известные московские музыканты того времени. Михаил Аркадьевич был абсолютно интеллигентным и широко образованным человеком, да еще и с потрясающей памятью, и мог бы нам, безмозглым оболтусам, рассказать очень многое и научить многому. Всему, кроме практической помощи в области скульптуры.

Спустя лет десять или двенадцать, во время просмотра какой-то выставки, он отвел меня в сторону и прочитал очень кстати наизусть длинное стихотворение Апухтина, а ему было уже больше девяноста. К этому времени он разработал для себя специальную систему питания и поведения. Он съедал много лимонов, очень экономил энергию. Наблюдать за тем, как он преодолевал расстояние от своей квартиры на Литейном дворе до главного здания Академии художеств, было очень забавно. Сделав небольшой шажок вперед, он придвигал вторую ногу на длину ступни, потом повторял то же самое с первой ногой, и маленькими шажками, даже не шажками, а просто перетягиванием ног на тридцать — сорок сантиметров он двигался вперед, затрачивая на небольшое расстояние часы.

Я не был на его похоронах. И очень жалею, что посчитал тогда что-то более важным. Теперь воспоминания о Михаиле Аркадьевиче рождают у меня самые теплые чувства. Он продолжал преподавать до девяноста восьми лет и, говорят, всегда очень толково и интересно выступал на заседаниях ученого совета и при обходе мастерских.

Глупо, что мы прозевали этого человека, не расспросили его, не узнали от него то, что, возможно, никто никогда не видел.

Когда у Пинчука кончилась мрачная полоса в его жизни, отнявшая у него, я уверен, очень много сил, здоровья и нервов, его опять пригласили в институт руководить творческой мастерской. Я уже окончил институт, и он опять попросил меня помочь в работе. Он выполнял восьмиметровую фигуру Ленина для города Красноярска. Меня всегда удивляло то, что, казалось бы, у него были серьезные причины быть недовольным советской властью, но он остался, если так можно сказать, верным ленинцем. Если, например, студенты начинали кампанию против какого-нибудь несправедливого решения ректората, он вполне серьезно говорил: «Здесь пахнет долларом».

Его поездка в молодости в Мексику и знакомство с современным мексиканским искусством нисколько не поколебали его убеждения в верности принципам соцреализма. Вот и Ленин для Красноярска — добротный памятник того времени. Со сходством, со всеми складками — только очень большой. Работал он, как я уже говорил, медленно и тщательно. В результате каркас глиняной фигуры, который опирался на два здоровых бревна, начал от соприкосновения с глиной постепенно подгнивать. Наконец, на какой-то вторник летнего дня был приглашен художественный совет Министерства культуры СССР. Оставалось доделать незначительные мелочи: складки брюк, ботинки.

В субботу Пинчук уехал на дачу, а я работал в мастерской один. Работы оставалось еще на один день. Вечером я тоже уехал на дачу, а в воскресенье, как все студенты, решил: все доделаю в последний момент, благо есть еще понедельник. В понедельник, когда я вошел в мастерскую, мне показалось, что там взорвалась бомба. Фигуры Ленина не было. Посреди мастерской лежала громадная куча глины. Видимо, фигура, падая, зацепила стеллажи со скульптурой, стоявшими вдоль стен, и они тоже обрушились. Поэтому из кучи глины торчали какие-то головы, ноги, торсы известных деятелей партии и правительства. Если бы я и приехал в воскресенье в мастерскую заканчивать ботинки, меня, наверное, недели две выкапывали бы из этой кучи…

Интересно, что в эти же дни в Москве упала двухметровая фигура Ленина и убила скульптора П. А здесь все-таки было восемь метров.

Я больше не принимал участия в этой работе, занялся дрезденским памятником, а Пинчуку помогали скульпторы Чаркин и Ишханов (теперь они оба академики). На открытии памятника Ленину Долгих, первый секретарь Красноярского обкома, идучи на трибуну, сказал: «Ну что, надо сказать пару слов», после чего вытащил из кармана толстую пачку исписанных бумаг и больше часа читал выступление.