Нападая на председателя Ассоциации Граждан, Гитлер втолковывал мысль, что только объединённая Германия будет способна противостоять экономическим вызовам. Он настолько успешно и активно нападал на Бауманна, обвиняя его в отсутствии характера, что Бауманн покинул место собрания, когда Гитлер ещё говорил.

Антон Дрекслер, местный председатель DAP, вспоминал об этом случае: «[Гитлер] произнёс короткую, но воодушевляющую речь в пользу [установления] Великой Германии, которая была воспринята мной и всеми, кто его слышал, с огромным энтузиазмом». Вмешательство Гитлера оставило такое немедленное впечатление на Дрекслера, что, если мы можем поверить его собственным воспоминаниям, он сказал своим соратникам по DAP: «Он умеет говорить, он будет нам полезным».

Дрекслер использовал момент сразу после речи Гитлера, чтобы обратиться к нему. «Когда этот оратор закончил, я подбежал к нему, восторженно поблагодарил его за речь и предложил взять мою брошюру, озаглавленную „Моё политическое пробуждение“ и прочесть её, поскольку она содержала фундаментальные взгляды и принципы нового движения». Дрекслер спросил Гитлера, «будет ли приемлемым для него вернуться через неделю и начать работать с нами более тесно, поскольку такие люди, как он, очень нужны нам».

Гитлеру не потребовалось много времени, чтобы погрузиться в манифест Дрекслера. Если мы можем поверить его собственному заявлению в Mein Kampf, он начал читать на следующий день в 5:00 утра, проснувшись в своей комнате в казарме Второго пехотного полка, так как не мог снова заснуть.

В соответствии с Mein Kampf Гитлер понял, читая манифест, что председатель DAP и он подверглись очень сходной политической трансформации несколькими годами ранее во время его жизни в Вене. Гитлер заявлял, что в брошюре Дрекслера «событие [т. е. политическая трансформация Дрекслера] отражало то, через что я прошёл лично подобным образом двенадцать лет назад. Я вновь увидел своё собственное развитие как живое перед своими глазами». Заявление Гитлера является свидетельством того факта, что он иногда не полностью продумывал скрытый смысл того, что он писал в Mein Kampf. Подчёркивая то, что он подвергся во многом такой же политической трансформации, как и Дрекслер, Гитлер непреднамеренно допустил своё левое прошлое, заявляя, что центральной темой манифеста Дрекслера было «как из мешанины марксистских и профсоюзных фраз он снова начал думать в национальных дефинициях».

Когда Гитлер изучал страницы брошюры Дрекслера, пока Мюнхен пробуждался ещё к одному дню позднего лета, он понял, какого рода партию он обнаружил предыдущей ночью в Старом Городе Мюнхена. Брошюра была манифестом против интернационализма, который, так же, как в случае Гитлера, не был направлен прежде всего на социалистический (т. е. радикальный левый) интернационализм. Убеждения Дрекслера были направлены против «интернационализма Партии Центра» (т. е. католического интернационализма), «интернационального масонства», «капиталистического или, можно сказать, золотого интернационала» и социалистического интернационализма. Но интернационализм, который больше всего раздражал Дрекслера, был его «золотой» вариант. По Дрекслеру, еврейский финансовый капитал был тем, что подпитывало капиталистический интернационализм.

Для него международный социализм был просто инструментом в руках еврейских банкиров, с помощью которого они стремились разрушить государства, чтобы впоследствии взять власть над ними. Еврейские социалистические лидеры, писал он, были агентами, которых еврейские финансисты использовали для инфильтрации в рабочие классы. Далее, он полагал, что социалистические лидеры были членами международных масонских лож, в которых предположительно доминировали еврейские миллиардеры и которые работали как тайные штабы для еврейских банкиров, чтобы взять власть над миром. По словам Дрекслера, еврейские финансисты «нацеливались не менее чем на глобальную капиталистическую республику». Вдобавок он заявлял: «Имеется растущее свидетельство того, что „еврейский большевизм“ и „[движение] Спартака“ организуются и взращиваются международным капиталом».

Мюнхенский председатель DAP также возлагал на «золотой» еврейский интернационал ответственность за Версальский договор, в результате которого «у нас теперь вместо интернационала всех наций имеется диктатура капиталистического интернационала». Дрекслер говорил своим читателям, что он сделал «задачей своей жизни» сражаться с «глобальной системой финансовых трестов» и учить рабочих тому, кто их настоящий враг. Его целью, заявлял он, было освободить мир от еврейских банкиров и их соучастников в масонских ложах. Он рассматривал свою брошюру как призыв к оружию против капитализма англо-американского мира, повторно подчёркивая, что Россия и Германия должны быть друзьями. Что должны делать люди, так это бороться против «англо-еврейских амбиций» и против «еврейского духа в них самих».

Для достижения своих целей Дрекслер стал сооснователем Немецкой Рабочей партии. Партия была плодом умственных усилий двух человек: Дрекслера, мюнхенского председателя, и Карла Харрера, её национального лидера. Дрекслер, бывший старше Гитлера на пять лет, родился в Мюнхене и был сыном железнодорожного рабочего. В возрасте семнадцати лет, в 1901 году, Дрекслер покинул Мюнхен и отправился в Берлин, но не смог найти работу и с того времени вёл жизнь бродяги по всей Германии. Он наскребал на жизнь игрой на цитре и, как говорят, имел жёсткие стычки с еврейскими торговцами скотом. Через год он вернулся обратно в Мюнхен и нашёл работу на Баварских государственных железных дорогах, как и его отец. Во время войны он оставался в тылу, продолжая работать слесарем по металлу в мюнхенских железнодорожных мастерских.

Со своим скромным, серьёзным и плотным обликом молодой Дрекслер был маловероятным кандидатом на роль основателя политического движения. Однако он был разъярен тем, что он видел как провал марксистского социализма в отношении «национального вопроса». Это вдохновило его написать статью «Банкротство Пролетарского Интернационала и идеи Братства Людей». Если можно верить его собственным заявлениям, он стал даже ещё более рассержен, когда понял, что военные усилия Германии были подорваны военными спекулянтами и деятелями чёрного рынка в тылу, которых он обвинял в голоде и невзгодах, царивших в Мюнхене. В ответ на это в конце 1917 года Дрекслер основал Лигу Борьбы с ростовщичеством, спекуляцией и профессиональными оптовыми покупателями. Однако к его великому разочарованию мало кто разделял его оценку происхождения мюнхенских бедствий; не более сорока человек вступили в его Лигу Борьбы. Это не было единственным разочарованием самопровозглашённого социалиста в 1917 году. Когда в тот год Дрекслер присоединился к мюнхенскому отделению Немецкой партии Отечества, которая была создана во всей стране для поддержки консервативными и правыми группами военных усилий, он надеялся построить мост между социалистами и буржуазией, но его сторонились. В течение трёх месяцев он покинул партию. Однако он не сдался.

7 марта 1918 года он основал «Комитет Свободных Рабочих за Хороший Мир», направленный на объединение рабочих классов вокруг поддержки военных усилий и на кампанию против военных спекулянтов. Даже хотя и теперь присоединилось очень мало людей, на первом публичном собрании Комитета Рабочих 2-го октября 1918 года произошло судьбоносное знакомство, т. к. собрание посетил Карл Харрер.

Харрер, молодой спортивный журналист, родившийся в маленьком городе северной части Верхней Баварии, верил, как и Дрекслер, в срочную необходимость объединения рабочего класса и буржуазии вокруг нации. Харрер был военным ветераном, для которого война окончилась, когда он получил в одно из своих колен пулю или шрапнель, и он верил, что для целевой аудитории рабочих следует основать организацию в духе секретного общества. Целью будет отвратить их от крайне левых и привести в сообщество народного (völkisch[5]) движения. Так что Харрер и Дрекслер основали «Кружок политических рабочих».

Völkisch практически невозможно перевести на английский язык. По словам одного из учёных, «это слово переводится как понятный, популистский, народный, расовый, расистский, этно-шовинистический, националистический, объединяющий в коммуну (только для немцев), консервативный, традиционный, нордический, романтический — и оно в действительности означает всё это». Оно свидетельствует о «чувстве германского превосходства», также как о «духовном сопротивлении „злу индустриализации и атомизации современного человека“».

К концу декабря 1918 года Дрекслер заключил, что тщетно обсуждать будущее Германии и её спасение только в узком кругу, и решил, что им следует основать новую партию. Это увенчалось основанием Немецкой Рабочей партии в отеле в Старом Городе Мюнхена 5-го января 1919 года, на котором присутствовало примерно пятьдесят человек, едва ли больше, чем было раньше в 1917 году на собраниях Лиги Борьбы. Её ядро состояло из двадцати пяти товарищей по работе Дрекслера из Королевских Баварских Государственных Железных дорог. И она определяла себя, по словам Дрекслера, как «социалистическая организация, которая [должна] будет руководиться только немцами» — вкратце, её главной целью было примирение национализма и социализма.

После радикализации революции в начале 1919 года Немецкая Рабочая партия вскоре прекратила свои действия и ушла в состояние спячки до того момента крушения мюнхенской Советской республики, когда она попыталась использовать подъём антибольшевистского антисемитизма в Мюнхене. Теперь партия время от времени собиралась в задней комнате Sterneckerbrau и в других ресторанах. Это всё ещё было в лучшем случае крошечное, сектантское тайное общество. В действительности, это было немного больше, чем политизированный Stammtisch, стол для встречи завсегдатаев в трактире или в пивном зале, за которым люди горько жалуются на то, как была унижена Германия, и обращают свои чувства разочарования на евреев. В плохой день на собраниях партии показывалось только около двадцати человек. Даже в хороший день присутствовало лишь вдвое больше. Кроме того, работа «партийного руководства» не имела ничего общего с таковой у традиционной политической организации. Она была сродни местному клубу или ассоциации. Время от времени Дрекслеру удавалось заполучить местных völkisch-знаменитостей для выступлений на собраниях партии.

Завершив чтение брошюры Дрекслера, Гитлер столкнулся с выбором — принять ли приглашение местного председателя DAP и стать активным в партии. Однако прежде, чем он мог уделить этому вопросу больше размышлений, он должен был встать с кровати и заняться своей ежедневной службой — исполнением пропагандистской работы для Карла Майра.

Как часть своих обязанностей, Гитлер должен был разгружать Майра от отнимающих много времени задач. В один из дней после прочтения Гитлером брошюры Дрекслера, Майр передал ему письмо, которое он получил от Адольфа Гемлиха в Ульме, бывшего участника одних из его пропагандистских курсов. В своей приложенной записке Майр просил Гитлера составить ответ на одну-две страницы. Гемлих, двадцатишестилетний протестант, родившийся в Померании в Северной Германии, — кстати, в том же маленьком городе был армейский госпиталь, в котором Гитлер провёл последние недели войны, — спрашивал Майра: «Какова позиция правящих социал-демократов в отношении еврейства? Являются ли евреи частью „равенства“ наций в социалистическом манифесте, даже если их следует рассматривать как опасность для нации?»

Как стало ясно в Лехфельде, запрос имел отношение к теме, которая теперь более всего заботила Гитлера. Поэтому, когда 16 сентября он уселся за работу, то вложил всю свою энергию в сочинение ответа Гемлиху, произведя заявление гораздо более длинное, чем его попросили написать.

Его письмо выказывает как то, что оно утверждает, так и то, о чём оно не говорит. Гитлер писал Гемлиху, что большинство немцев были антисемитами, главным образом, по неверным причинам. Их антисемитизм, высказывался он, был результатом неблагоприятных личных столкновений с евреями, и, вследствие этого, проявлял склонность принимать «характеристики простых эмоций». Однако такой вид антисемитизма, продолжал он, игнорировал нечто гораздо более существенное, а именно «пагубное воздействие, которое евреи в целом, сознательно или бессознательно, оказывают на нашу нацию». Он, следовательно, призывал к антисемитизму, который базировался не на эмоциях, но на «основанном на фактах проникновении в суть».

Гитлер говорил Гемлиху, что евреи действовали как «пиявки» в отношении к людям, среди которых они жили. Далее, он утверждал, что «еврейство является безусловно расовым, а не религиозным сообществом»; что евреи принимают язык стран, в которых они выбрали проживать, но никогда не принимают ничего другого от принимающих их людей. Вследствие «тысячи лет межродственного скрещивания», писал он, они никогда не смешиваются с нациями, в которых они живут. Игнорируя или не замечая большого количества браков между евреями и не-евреями в предвоенной Германии, Гитлер доказывал, что евреи поддерживали свою собственную расу и её признаки. Следовательно, они были «не-немецкой, чуждой расой», живущей среди немцев, таким образом, инфицируя Германию своим материализмом.