Леоновский вариант роли:
(цитирую по памяти)
ЛЕОНОВ В РОЛИ ИВАНОВА сидит за столом спиной к зрителям и что-то пишет. БОРКИН по-пластунски подползает сзади и прицеливается из ружья ему в спину.
ЛЕОНОВ В РОЛИ ИВАНОВА (не оборачиваясь). Ну чего ты делаешь? А?.. Чего?.. Ты же напугал меня. Не понимаешь?.. (БОРКИН смеется.) Ты знаешь, что со мной?.. Я так расстроен. Так расстроен!.. А ты все хохмишь. (БОРКИН хохочет. ЛЕОНОВ В РОЛИ ИВАНОВА оборачивается.) Ты чего ржешь? Чего смеешься, говорю?
И таким образом Евгений Павлович «отредактировал» всю пьесу. Вернее, всю свою роль. Честное слово. Не знаю, как вам, но мне чеховский вариант кажется более удачным, нежели словотворчество артиста. И вообще, я считаю, наша профессия вторична по сути своей. Артист полностью зависит от драматурга, и все так называемые «отсебятины» хороши, когда анекдоты рассказываешь, а на профессиональной сцене это признак дурного вкуса. Тем более когда в тексте есть такие слова: «Говорил так, что трогал до слез даже невежд». Не представляю, каких невежд мог тронуть до слез такой косноязычный оратор. Если только «невежды» эти – глухонемые дебилы.
Я и тогда считал и сейчас считаю Леонова очень хорошим артистом. Его работы в кино (особенно в кинолентах «Зигзаг удачи» и «Осенний марафон») заслуживают самой высокой оценки, но зачем он согласился играть роль, которая не для него написана? И право, очень жаль, что в погоне за оригинальностью, а ничего другого в этом назначении на роль Иванова артиста Леонова я не увидел, постановщик пожертвовал смыслом, исказив его до такой степени, что и отец родной, то есть Антон Павлович Чехов, не поверил бы, будто все это он сочинил.
После спектакля, как галантный кавалер, я проводил Кондратову до дома у Красных Ворот, что, конечно, не способствовало успеху моей недавней борьбы с самим собой, когда я пытался вырвать из сердца эту запоздалую любовь. Однако, убедившись в бесплодности своих попыток, признал поражение, прекратил сопротивление и предоставил все на волю Господа. Мне было хорошо с Леной, легко и спокойно, и я не собирался портить себе настроение приступами угрызений совести. Тем более что никаких серьезных шагов к тому, чтобы мое увлечение Кондратовой обрело реальные очертания «романа», я не предпринимал. Пока мне удавалось сохранить наши отношения в рамках дружеского общения, не более того. Держался из последних сил, но все-таки держался!.. Конечно, я видел, что вызываю у Лены определенный интерес, но события не форсировал, теша себя слабой надеждой: а вдруг эта влюбленность рассосется сама собой и моя жизненная коллизия разрешится мирно и безболезненно? Глупец! Подобных чудес на свете не бывает! Сам собой даже прыщ не проходит, не говоря о таком тяжелом заболевании, как влюбленность женатого мужчины. Чаще всего этот недуг протекает мучительно и заканчивается, как правило, серьезными осложнениями. В чем очень скоро мне предстояло лишний раз убедиться.
Мы с Ивановым втроем
«Отлично. «Ленком» никакой угрозы не представляет, – с удовлетворением заметил Олег Николаевич, когда я закончил свой рассказ о спектакле Марка Захарова. – Они для нас не соперники, Леонов совсем не годится для этой роли. Конечно, Кеша несравненно лучше и, главное, точнее. Вот что значит правильно определить состав исполнителей». Не предполагал О.Н., какие сложности ожидают всех нас впереди. С гениальными людьми надо быть очень осторожными: в любой момент они способны преподнести сюрприз. Случается, не очень приятный. Но это когда еще будет!.. А пока я регулярно встречался с Кондратовой на репетициях тет-а-тет и пытался объяснить, что хочет от нее Ефремов. Дело медленно, но неотвратимо двигалось к закономерному финалу.
12 мая в Доме-музее А.П. Чехова в Кудрине проходил какой-то вечер. Чему он был посвящен, я уже не помню. Олег Николаевич опять предложил всем артистам, занятым в «Иванове», посетить музей, и опять его пожелание исполнили только двое: Кондратова и… Десницкий. Казалось, какая-то высшая сила толкала нас друг к другу и устраивала все так, чтобы случилось то, что в конце концов случилось.
Был теплый майский вечер. Окна в зале дома-комода были открыты настежь. Шум автомобилей с Садового кольца тихо аккомпанировал голосам выступающих, все было чинно, солидно, пристойно. И вдруг резкий порыв ветра захлопнул створку окна, где-то совсем близко прогремели раскаты грома, и через минуту проливной дождь обрушился на разогретую майским солнцем Москву. Кинулись закрывать окна, чтобы не дать потокам воды пролиться на блестящий паркет чеховского дома. Веселое оживление, возбужденные возгласы, смех нарушили чинную атмосферу вечера. Запахи мокрого асфальта и умытой листвы успели проникнуть в дом, несмотря на закрытые окна, отчего на душе стало как-то по-весеннему радостно.
Когда после традиционного чаепития с домашней выпечкой мы с Леной вышли на улицу, гроза прошла. На черном асфальте блестели лужи, и свежий вечерний ветерок заползал под воротник плаща, сумасшедший коктейль из запахов цветущей сирени, выхлопных газов и мокрого асфальта пьянил, кружил голову. Расставаться совсем не хотелось, и мы пошли пешком по Садовому кольцу от площади Восстания до Красных Ворот.
О чем говорили по дороге, не помню. Одно могу сказать: давно уже я не чувствовал, как в душе у меня поднимается волна радости и огромная нежность к идущей рядом со мной женщине переполняет меня всего. А в сквере за спиной бронзового Лермонтова не выдержал и произнес вслух эти роковые слова: «Лена, я люблю тебя».
И что же услышал в ответ? «Ну, за что?.. За что меня можно любить?!.» Я ничего не ответил, а просто взял и поцеловал ее. Губы Лены дрогнули и… ответили на мой поцелуй. Начал моросить дождь, я раскрыл зонтик, и мы еще долго стояли за спиной Михаила Юрьевича и целовались.
После объяснения в сквере у Красных Ворот и дня не мог прожить без Аленки. Помолодел как минимум на десять лет и, ложась спать, торопил ночь, чтобы она поскорее прошла, потому что знал: завтра я снова увижу ее.
Мы регулярно встречались утром в филиале, где репетировали «Иванова». А если она была свободна от репетиции, мы созванивались по телефону и на целый день уезжали в Сокольники или в Ромашково за ландышами. В темном зале кинотеатра «Встреча», совсем как школьники, прятались от посторонних взглядов или, взявшись за руки, бродили по аллеям сада Баумана, где когда-то давно ее выгуливала няня и куда я приходил с маленьким Андрюшей. Спустя пятнадцать лет.
Такое чувство мне до сих пор испытывать не приходилось. Это было какое-то сказочное сумасшествие!
Моя влюбленность не могла долго оставаться тайной для слишком любопытных коллег. Театр – это такое заведение, гд е невозможно что-либо скрыть, утаить. Ничего еще не произошло, а за кулисами и в театральном буфете уже горячо обсуждают подробности того, что еще только должно случиться. Я ловил многозначительные взгляды своих товарищей. Кто-то явно осуждал, кто-то цинично ухмылялся, а кто-то откровенно завидовал.
И наконец в полутемном фойе народная артистка России Г.И. Калиновская схватила меня за рукав, отвела в сторону и, заговорщицки понизив голос до самого нижнего регистра, медленно и раздельно произнесла: «Ты знаешь, что о тебе говорят в театре?» Я сделал вид, что не понимаю, о чем это она, и так же таинственно ответил: «Понятия не имею. Что?!» Она снисходительно усмехнулась: «Так знай же, все считают, у вас с Кондратовой роман!» Галина Ивановна сказала это с такой интонацией, будто я совершил хищение театральных средств в особо крупных размерах, и лишь она одна знает, как спасти меня. «Правильно считают, – спокойно ответил я. – Только это не роман. Мы с Леной любим друг друга». И, оставив проницательную Калиновскую с открытым от удивления ртом, отправился в буфет, чтобы выпить чашечку кофе. Все пересуды в театре моментально прекратились. Согласитесь, плести интригу, когда «преступники» не пытаются скрыть свое преступление, никому не интересно.
Теперь каждый вечер, возвращаясь домой, я ждал, что Света, проинформированная театральными доброхотами, потребует от меня объяснений. Но на мое счастье, этого не случилось, и в середине июня она уехала в Ригу к Андрейке, ни о чем не подозревая. Я не собирался играть со Светланой в прятки и что-то скрывать от нее. Рано или поздно правда все равно откроется, и лучше будет, если она услышит ее из первых уст. Но собраться с духом мне было необходимо.