Я киваю, хотя ни в чём не уверена.

Хуже всё равно уже не сделать, так зачем тратить время на сомнения?

Кто-то отходит, другие толпятся так близко, что хочется на них наорать. Краем глаза я вижу, как укладывают на землю тела, прикрывают плащами, как будто убитые могут замёрзнуть. Пока что я не знаю, сколько погибло или кто среди них, и отбрасываю мысли об этом. Передо мной лишь одна цель, о которой стоит думать.

Всё остальное не имеет смысла.

«Пусть хоть весь мир сгорит», — так ты сказал.

— Слишком драматично, — шепчу и почти улыбаюсь.

Я падаю на колени, сминая грязный рваный подол. Отдаляется шум, пространство вокруг уходит за тонкую плёнку сосредоточенности. Я смотрю на его лицо отстранённо, как на задачу, требующую решения, мимолётно касаюсь щеки. Кожа на ощупь сухая и тонкая, какой никогда не была.

Но она тёплая.

Отлетают пуговицы жилета. Я рву тонкое полотно рубашки, прижимаю руки к груди. Быстрее, быстрее, пока след жизни ещё теплится в нём! Чистая импровизация, на голых рефлексах — и куда только делась слабость.

Я больше не смотрю на его лицо, страшное, восковое, перед глазами лишь мои руки, сложенные крестом. Не нужно давить, но я всё равно делаю это — так проще представить. Сперва я не чувствую ничего, и сердце падает в пятки. Неужели?.. Но потом воскрешаю знакомое ощущение в средостении. Сила, негибкая и какая-то чужая, с трудом повинуется, я буквально проталкиваю её вперёд. Она призвана разрушать, а не восстанавливать. Сопротивляется тому, что я пытаюсь заставить её делать, упирается, как дикий кот, которого запихивают в ванну.

Мне кажется, что по жилам ползёт искрошенное стекло.

Но лучше умереть от этой боли, чем остановиться.

Я не вижу ни искр, ни разрядов. Только чувствую, как неуверенное, прерывистое течение магии пробирается в глубь остывающего тела. Мне не хватит ни сил, ни умений, чтобы сделать для него то, что он сделал для меня.

Поэтому я собираю всю свою волю в единственном желании.

И сердце под моими руками откликается на него.

Удар — пауза.

Я не верю ему, не бросаю. Продолжаю давить неподатливую энергию. Вложи я столько усилий в молнии, они бы испепелили всех вокруг.

Ещё удар. И ещё. Робкий, неохотный, но ощутимый. Я боюсь отнять руки и всё испортить, задерживаю дыхание и собираю все крохи, что могу отыскать в себе. В последнем усилии проталкиваю их — и тогда уже отстраняюсь.

По мне словно катком проехали. Плечи повисли, я с трудом умудряюсь сидеть, но держу ладонь, пока не убеждаюсь, что биение сердца хоть и медленное, но ровное.

Раз в две секунды. Далековато от нормы, в сознание он так просто не придёт. Но хотя бы останется жив.