— Кого ты воспитаешь, припадочная, — пыхтит он, пытаясь меня удержать, сжимает клещами, до синяков, — припрёшься потом мне на порог алименты требовать. Если жена узнает, меня тесть в ближайшем лесу зароет.

— Пусти! — Я рычу ему в лицо, злые слёзы катятся из глаз. — Не нужно мне ничего от тебя, мразь. Это моё дело! А жена всё равно однажды узнает, какой ты урод на самом деле!

Я вырываю руку и бью его в грудь. Это даже не удар, больше шлепок — никогда не была сильной.

Его лицо искажает судорога.

Я не вижу в нём ничего знакомого, ничего человеческого.

— Это ты виновата, — страшным шёпотом говорит это существо. — Я не хотел. Это ты меня вынудила. У меня нет другого выхода.

Удар по лицу застигает врасплох. От следующего взрывается болью живот. Внутренности впились в позвоночник, их выворачивает наизнанку, я пытаюсь вдохнуть, но тело не подчиняется больше. Слепой животный ужас застилает глаза. В колени врезается кафель пола, я падаю на бок и корчусь. Хриплю, как животное. «Спасите меня, кто-нибудь, помогите!», — я кричу во вселенную, разрывается мозг, но той всё равно.

Он заносит надо мной ногу. Медленно, с оттяжкой.

— Это ты виновата, — слышу я приговор.

Пытаюсь прикрыть руками живот, но всё бесполезно, всё безнадёжно.

Никто не спасёт. Никто не придёт.

Новая боль обрушивается на меня и вырубает свет.

Когда я прихожу в себя на грязном полу, никого рядом нет. Больно моргать, правое веко едва шевелится. Я касаюсь его: тугая подушка, пульсирующая боль отдаёт в пальцы. Затаившись, вслушиваюсь. Вздрагиваю, страшась уловить шаги. В квартире тихо, из открытого окна слышны звуки машин. В полосах солнечного света танцуют пылинки.

Мир живёт своей жизнью.

А я — омертвела.

Даже боль доносится откуда-то издалека, словно всё не со мной.

Здесь нельзя оставаться, эта квартира — капкан. Я кое-как спускаюсь по лестнице, иду по длинной оживлённой улице, не разбирая дороги. Люди врезаются в меня, словно в невидимку. А когда замечают, спешат отойти подальше. Должно быть, принимают за алкашку или бомжиху, подравшуюся за место у бака, ведь приличным людям не разбивают лица. Мне всё равно.

Июльское солнце изливается на асфальт, дрожит нагретый воздух, буйствует зелень, припудренная городской пылью. Из-за стеклянных витрин смотрят безликие манекены. Я могу встать рядом с ними и не будет никакой разницы.

Абсолютная пустота поглощает меня, высасывает до последней капли. Она не боль, и не страх, она гораздо больше и не знает жалости. Всё, во что я верила, всё, о чём мечтала, рассыпалось прахом и стало ничем.

Заберите меня отсюда. Из этого искалеченного тела, ставшего могилой.